Если ты поступишь именно так, ты уже начинаешь становиться человеком, которого тебе есть за что уважать.
Гомер научил меня и тому, что, чем выше риск, тем больше радость преодоления. На свидания я бегала лет с пятнадцати, но за все эти годы мне и в голову не приходило решиться на такой дерзкий шаг, как признание в любви. Я оставляла право на этот поступок другой заинтересованной стороне. Впрочем, потенциальная награда, на мой взгляд, никогда не оправдывала такого риска. Сейчас, когда Лоренс решил встречаться с другой женщиной, причин считать риск оправданным было еще меньше, более того, успеха я боялась даже больше, чем провала. Перспектива поднять трубку и сделать один-единственный звонок, который, если все пойдет так, как надо, полностью перевернет твою жизнь, меня не пугала — она меня ужасала. Но если не одолеть свой страх, тогда он одолеет тебя, а жить в постоянном страхе — разве это жизнь? Это доказал мне Гомер.
Воскресным утром в начале октября я зажмурилась и решилась сделать прыжок. В том смысле, что я набрала номер Лоренса и высказала ему все, что накипело.
— Слушай, — начала я, — тут вот какое дело. Мне нужно кое-что тебе сказать, но, если ты относишься к этому как-то иначе, я, честно, не обижусь… — Я помолчала, не зная, как продолжить. Я ощутила, что уже оторвалась от земли и идти на попятную поздно, я куда-то лечу, но где и как приземлиться — не знаю. — Я думаю, я испытываю к тебе чувства, которые нельзя назвать просто дружескими. Не в том смысле, что… а совсем наоборот. Я, конечно, пойму, — не очень-то складно ускорилась я, — но если я тебе не без…
— Не без… — прервал меня Лоренс. — И давно. Всегда.
Мы долго болтали, вернее, больше смеялись, а если и говорили, то невпопад. То был разговор, который, раз мы на него решились, уже представлялся нам неизбежным, и теперь было даже непонятно, как и почему мы хотели его избежать.
— Ты знаешь, мне как-то даже не по себе, — призналась я, — ведь если бы не Андреа и если бы не Стив…
— Я тоже думаю об этом, — серьезно ответил Лоренс. — Боюсь, у нас теперь только один выход.
— Какой? — спросила я.
— Придется нам полюбить друг друга до беспамятства — и любить до конца своих дней.
Мы проговорили больше часа, договорившись об одном — встретиться завтра после работы. Мысленно я отметила необходимость провести срочную ревизию в своем гардеробе. Да, и нужно будет позвонить Андреа. Она уж точно знает, как вести себя при таком внезапном повороте событий, а может быть, не таком уж и внезапном (если смотреть с высоты ее положения). И позвонить срочно.
Но звонить я не стала. Внезапно на меня навалилась такая усталость, что я забыла обо всем на свете. Мы с Гомером упали на кровать и проспали до самого утра. До понедельника.
Глава 22
Кантата для Вашовица
Пусть тебе боги дадут, чего и сама ты желаешь, —
Мужа и собственный дом, чтобы в полном и дружном согласьи
Жили вы с мужем: ведь нет ничего ни прекрасней, ни лучше,
Если муж и жена в любви и в полнейшем согласьи.
Я всегда придерживалась того мнения, что двое людей, которые решили жить вместе, должны найти себе новую квартиру, а не предлагать одному из партнеров переехать к другому. Я разработала эту теорию давно, еще тогда, когда въехала в квартиру Джорджа — а затем съехала оттуда. Человеческие существа, по моим наблюдениям, оберегают свою территорию так же ревностно, как и кошки, и лучше всего задушить в зародыше всякие разговоры типа «я всю жизнь храню свои… (впишите необходимое) в этом шкафу».
Как принцип этот постулат просто прекрасен. Однако он вступает в противоречие с первой заповедью манхэттенских риелторов: «Да не утрать трехкомнатную квартиру с двумя санузлами и балконом по доступной цене!» Квартира Лоренса обходилась ему дешевле, а по площади была почти в два раза больше, чем моя студия. И когда мы решили жить вместе, само собой разумелось, что я и мои кошки переедем к Лоренсу.
Мы встречались больше года, прежде чем я переехала к Лоренсу. Вскоре после того, как меня посетило откровение под названием «я влюблена в Лоренса Лермана», я начала писать роман о Саут-бич. Сейчас мне трудно объяснить, как это произошло, но однажды утром я проснулась в глубоком убеждении, что всю жизнь стремилась только к одному — быть писателем (хотя, впрочем, это вполне объяснимо, так как, пережив четыре увольнения за два года, я накопила достаточно аргументов в пользу индивидуальной трудовой деятельности). Не могу объяснить и того, почему я продолжала упорствовать, когда абсолютно все мои знакомые, хоть как-то связанные с издательским делом, в один голос заявили: непубликуемому автору подписать контракт на книгу маловероятно. Однако благодаря Гомеру я давным-давно поняла, что «маловероятно» и «невозможно» — далеко не одно и то же. И, конечно, ничто не мешало мне рискнуть. Попытка — не пытка. И я пошла на это. Прошло много месяцев, я получила множество отказов (не знаю точно сколько, считать я бросила на двадцатом), и наконец я нашла своего агента, и вся затея вдруг превратилась в честный, чисто профессиональный проект. Поскольку я работала полный рабочий день, мне потребовалось чуть больше года, чтобы завершить черновик рукописи, и все это время Лоренс безропотно вычитывал, редактировал и правил каждое написанное мною слово. Пока все это продолжалось, мы с Лоренсом постепенно пришли к пониманию, что мне имеет смысл закончить работу над текстом, прежде чем я перееду к нему.