Грин мысленно вознес молитву—на этот раз без всякой чуши вроде обещания набить богу морду — и отскочил от края площадки. Раздался самый громкий шум, который Грин слышал за свою жизнь; наверно, он показался землянину таким громким потому, что сулил ему гибель. Порвавшийся канат хлестнул рядом, словно гигантский кнут. Перекладины, внезапно освободившиеся от такелажа, забренчали, словно чудовищные скрипки. С глухим грохотом попадали мачты. Все это смешалось с криками людей, находящихся на палубе и в трюме. Грин тоже закричал, почувствовав, как фок-мачта наклонилась, заскользил по площадке, пол которой теперь норовил превратиться в стену, и принялся цепляться за стену, которая теперь превратилась в пол. Его пальцы так отчаянно вцепились в подставку для мушкета, словно это была единственная надежная вещь в мире.
Минуту спустя фок-мачта перестала клониться вперед; ее удерживала туго натянутая спутанная масса веревок. Грин понадеялся, что опасность миновала и он в безопасности.
Но стоило лишь ему осмелиться подумать, что он уцелел, как снова раздался сильнейший скрежет. Каменный остров, продолжая двигаться прежним курсом, подмял корпус корабля под себя, жадно поглотив колеса, оси, киль, балки, груз, пушки и людей.
Следующее, что осознал Грин, — что он оторвался от своей опоры и летит по воздуху, отброшенный прочь от корабля. Ему казалось, что он действительно парит, набирая высоту, хотя это, конечно, был просто обман чувств. Потом земля снова притянула Алана к себе. Что-то ударило его по лицу, по корпусу, по ногам. Грин вытянул руки, чтобы смягчить удар, который должен был превратить его тело в кровавое месиво. Вытянутые руки, жалкий жест существа, стремящегося избежать уничтожения. Множество жестких ударов, словно его били кулаками. Внезапно Грин понял, что он находится среди ветвей деревьев и они задерживают его падение. Он попытался было схватиться за ветку, но рука соскользнула, и Грин продолжил свой стремительный и болезненный спуск.
Потом пришло забвение.
Грин не знал, сколько времени он был без сознания, но, когда он сумел сесть, он увидел за стволами деревьев разбитый вдребезги корпус «Птицы», футах примерно в ста. Корабль лежал на боку и был ниже Грина, из чего землянин предположил, что сидит на склоне холма. Видна была только половина судна. Наверное, корабль раскололся надвое, и его нос и средняя часть палубы были перемолоты в щепки надвинувшейся каменной махиной.
Грин запоздало осознал, что дождик закончился, тучи рассеялись, и взошли обе луны, и большая, и маленькая. Все было хорошо видно. Слишком хорошо.
Среди останков разбитого корабля находились люди — мужчины, женщины, дети, которые остались в живых и теперь пытались выбраться из мешанины канатов, брусьев и изломанных досок. Визг, стоны, крики о помощи усугубляли этот хаос.
Грин застонал и кое-как ухитрился подняться на ноги. У него жутко болела голова. Одним глазом Алан вообще не мог видеть, так тот заплыл. Грин ощутил привкус крови во рту и почувствовал, что поранил язык об обломки зубов. Боль в боках мешала дышать. Кожа на ладонях, похоже, была содрана. Правое колено наверняка было вывихнуто, а левую пятку жгло огнем. Но, несмотря на все это, Грин встал. Арма, Пакси и остальные дети были среди этой мешанины — если, конечно, не оказались застигнуты ударом на другой, исчезнувшей половине судна. Он должен отыскать их. И даже если он уже не сможет им ничем помочь, там есть и другие нуждающиеся в помощи.
Грин заковылял по лесу. Потом он увидел человека, вышедшего из кустов. Думая, что это кто-то из спасшихся членов экипажа «Птицы», который бредет, оглушенный случившимся, Грин открыл было рот, чтобы заговорить с ним. Но странный вид человека заставил Грина воздержаться от оклика. Он присмотрелся повнимательнее. На незнакомце был головной убор из перьев, а в руках он держал длинное копье. Лунный свет скользнул между деревьями, упал на обнаженное плечо незнакомца и заиграл красным, белым, иссиня — черным, желтым и зеленым. Незнакомец был разрисован разноцветными полосами!
Грин медленно опустился на четвереньки, спрятавшись в кусты. Он понял, что среди деревьев могут стоять и другие чужаки, наблюдающие за крушением. И они действительно возникли из мрака, таящегося под ветвями деревьев. Вскоре на опушке собралось около пятидесяти вооруженных, раскрашенных мужчин в уборах из перьев. Они стояли в молчании и внимательно следили за местом крушения и за уцелевшими людьми.
Один из дикарей вскинул копье и издал громкий, протяжный воинственный клич. Остальные подхватили этот клич и помчались следом за предводителем вниз по склону.
Примерно с минуту Грин следил за ними, а потом, не выдержав, зажмурился.
— Нет, нет! — простонал он. — Это же дети!
Когда Грин заставил себя снова открыть глаза, он увидел, что ошибся, подумав, что сейчас всех, уцелевших во время кораблекрушения, поднимут на копья. После первого приступа ярости, во время которого дикари убивали всех без разбора, они стали оставлять в живых молодых женщин и девочек. Тех, кто был в состоянии ходить, собрали и отвели в сторону под охраной полудюжины копейщиков. А тех, кто получил тяжелые ранения, закалывали на месте.
Но, несмотря на весь ужас этой сцены, Грин почувствовал, что терзавшая его боль несколько ослабла. Арма была жива!
Одной рукой она прижимала к себе Пакси, а другой тянула за собой Суни, свою дочку от храмового скульптора. Хотя Арма наверняка была страшно испугана, она держалась все с тем же достоинством, которое было присуще ей в любом обществе, от крестьянина до принца. Служанка Инзах стояла рядом с ней.
Грин решил, что разумнее будет последовать за Армой и за ее похитителями, держась на некотором расстоянии. Но прежде чем он сумел отойти подальше, он увидел женщин и подростков — дикарей, несущих факелы. К счастью, никто из них не прошел поблизости от Грина. Некоторые из них принялись кромсать мертвые тела, плясать вокруг них и завывать, подражая мужчинам. Потом началась серьезная работа — заготовка мяса. Эти раскрашенные дикари были каннибалами, и потому принялись разделывать тела погибших. Они сперва слегка перекусили при свете факелов, а потом принялись паковать мясо, чтобы отнести его домой, где бы этот дом ни находился.
ГЛАВА 17
Отойдя достаточно далеко от дикарей и их пленников, чтобы никто не мог заметить, случайно обернувшись, Грин остановился. Узкая тропинка вилась между стволами и ныряла под низко склоненные ветви. Земля под ногами была мягкой и упругой, удобренной множеством поколений опавших листьев.
По расчетам Грина, он прошел никак не менее полутора миль, правда, не по прямой, а как пьяница, пытающийся отыскать дорогу домой. Потом лес внезапно закончился, и перед Аланом открылась большая поляна. На ней находилось селение, состоящее из десяти длинных домов, крытых соломой. Шесть из них, поменьше, явно были хозяйственными постройками, а четыре, по предположению Грина, предназначались для совместного проживания племени. Они были стянуты к центру поляны, а посредине между ними виднелись несколько больших кострищ, железные котлы и вертелы. Повсюду были рассеяны глиняные сосуды, предназначенные для сбора дождевой воды. Перед каждым домом стоял ярко раскрашенный двадцатифутовый тотемный столб, а вокруг этого столба — множество шестов с развешанными на них черепами.
Пленников загнали в одну из хижин и заперли. Перед входом в хижину расположился охранник. Он присел у стены, сжимая в руках копье. Остальные приветствовали пожилых женщин и маленьких детей, остававшихся в селении. Хотя Грин не понимал языка дикарей, ясно было, что они описывают свою добычу, найденную на месте кораблекрушения. Потом несколько старух начали стаскивать хворост и ветки к большим железным чайникам; вскоре вспыхнуло яркое пламя. Другие принесли бокалы и кубки из драгоценных металлов — очевидно, тоже добытые ими после кораблекрушений. Эти кубки наполнили каким-то напитком — местным пивом, судя по переливающейся через край пене. Один из подростков принялся лениво постукивать по барабану, и вскоре в этом постукивании проявился незамысловатый монотонный ритм. Похоже было, что дикари намерены провести так всю ночь.