Вильгельм II выделялся из всех Гогенцоллернов, как удивительной легкостью мысли, так и раздражающей многих способностью молниеносно перескакивать с одного на другое. Некоторые из собеседников кайзера отмечали, что если пытаться буквально следовать за его логикой, то можно было, либо заснуть, либо прийти в бешенство от «несварения мозга». Во всей красе это его «достоинство» проявлялось и в общении с Николаем, троюродным племянником и шестиюродным братом, которого Вильгельм искренне считал ниже себя как по росту, так и по уму. Отчего, сбивающие собеседника с мысли скачки тем и эмоций, случались у германского венценосца сплошь, да рядом.
Кроме того, возможность подавлять своего внешне более робкого младшего родича, доставляла кайзеру истинное удовольствие. Для себя он давно решил и доказал кто в их паре лидер. Николай же, хорошо изучивший характер и слабости Вильгельма, относился ко всем его выкрутасам снисходительно. Он стоически терпел их, предпочитая больше помалкивать в присутствии своего экспансивного дяди-кузена. Но так, однако, было лишь до сегодняшнего дня. На этот раз царь упорно не давал германцу не только завладеть инициативой беседы, но и уходить от намеченной им темы серьезного разговора…
— Не велел потому, что нам с тобой, дорогой дядя, предстоит поговорить тет-а-тет об очень и очень важных для Германии и России вещах. В том числе, не о самых приятных. Поэтому лучше на более-менее трезвый рассудок. Так мне представляется. Не забывай, что у тебя мы уже подняли бокалы и за встречу, и за Алике с Алексеем. А попозже у нас все будет. Не сомневайся.
Что касается Михаила Лаврентьевича. Ты просто всего не знаешь. Во всяком случае, рекомендации и отзывы о нем Алексеева, Макарова и Руднева были самыми наилучшими. Я решил поближе присмотреться к этому неординарному молодому офицеру, и считаю, что не прогадал. Думаю, когда у тебя появится возможность пообщаться с ним поближе, ты сам все поймешь и одобришь мой выбор.
Нашего же дорогого фон Гинце я оставил в Петербурге только потому, что сейчас на него направлены все бинокли и подзорные трубы представителей дипкорпуса. Как ты понимаешь, я хотел, чтобы факт моей подготовки к нашей встрече и самый момент ее, как можно дольше оставались для лишних глаз и ушей неизвестными. Как и то, о чем мы здесь рассуждаем, и о чем, возможно, договоримся. Поэтому, как видишь, и людей я с собой взял только тех, в чьем умении хранить секреты вполне уверен. А вот ты взял-таки с собой Гольмана, хотя и знаешь, что он иногда не прочь сболтнуть лишнее.
— Ники, ты возводишь напраслину на хорошего человека и отличного моряка! И ты же знаешь, что бедняга фон Зенден умудрился слечь с инфлюэнцей в середине лета. Кого мне было еще брать в подмогу Тирпицу?
— Только что-то твой Альфред не в восторге, похоже, от такой помощи. Как ты думаешь, почему в Лондоне узнали о твоих планах насчет Циндао даже ДО того, как ты написал мне первое письмо на эту тему? Гольштейн и Бюлов отпадают, Тирпиц тем паче. Остается начальник кабинета, не так ли? Извини, возможно, я и перегибаю, только если я специально просил тебя быть аккуратным в этом моменте, значит, имел веские основания.
Во-вторых, как мне кажется, ты, таки, держишь на меня обиду за то, что я так неожиданно удалил от дел господина Витте, который уже был готов к тому, чтобы мы подписали торговый договор под диктовку твоего Бюлова, И этот вопрос нам точно лучше обговорить не на хмельную голову.
А чай. Чай от Липтона. Он был у меня в Петергофе, после того, как ты его не принял во время Кильской регаты, помнишь?
— Ники, ну перестань! Какие между нами обиды? В конце концов, тебе не кажется, что мы сегодня уже проговорили достаточно много времени о всяких серьезных вещах? — Вильгельм страдальчески скривился чуть выпятив нижнюю губу и притворно тяжко вздыхая, — Честно, у меня уже просто голова кругом шла, до того момента, как Тирпиц с Дубасовым утащили нас всех на мостик.
Кстати, позволь пожать тебе руку. Я не ожидал, что новые корабли, столь недавно укомплектованные, смогут не только сносно держать строй, но даже и вполне бодро маневрировать. Твой Иессен — просто молодчина! Я, пожалуй, дам ему сегодня Красного Орла. Не возражаешь?
— Нет, дорогой мой брат. Не возражаю. Кстати, видишь: ты сам подметил главное — адмирал, его командиры и экипажи не покладая рук готовятся к боям, а вовсе не к имперским смотрам и визитам. Так что не обижай Бухвостова, пожалуйста, — Николай тихо рассмеялся, созерцая по выражению лица собеседника, что до Вильгельма дошло, как его только что мастерски поймали на слове, и поспешил подсластить пилюлю: — От души благодарю тебя за внимание к моим морякам, и можешь не сомневаться, твои адмиралы и офицеры будут также мною отмечены, их выучка великолепна. И, конечно, будут награждены все те, кто контролирует производство новой взрывчатки, снарядов и радиостанций для нас.