Ситуация была понятна, рефлексы Банщикова — безошибочны. «Лед! Быстро!» — рявкнул Вадим, едва взглянув на состояние пациентки. Нашатырь, вата, бинт и все прочее врачебное хозяйство нашлись в пузатой сумочке лейб-медика. Лед притащили из продуктового погреба через пару минут. А еще через четверть часа все было уже позади. Кровь остановлена, два шва наложены, больная приведена в чувство и оказалась даже в силах слабо улыбнуться Императрице и пользовавшему ее молодому эскулапу, которого она иногда видела в обществе Государя, а пару раз даже у кроватки маленького Алексея.
Поймав удивленный взгляд Вадима, упавший на инвалидное кресло в углу комнаты, Александра Федоровна, оставив с княжной свою новую фрейлину, юную баронессу Буксгевден, которую несколько месяцев назад взяли принимать у Сонечки дела, кивком головы пригласила Банщикова сопроводить ее. Когда дверь в коридор закрылась за ними, царица, порой бесконечно далекая и холодно-высокомерная, словно Снежная Королева, неожиданно крепко взяла Банщикова под локоть.
— Спасибо, Михаил Лаврентьевич. Спасибо… Бедная девочка, — во вздохе и взгляде ее внезапно всколыхнулось столько боли и тоски, что Вадим даже опешил:
— Но, Ваше Величество, нет нужды так волноваться. Все будет в порядке. Только ей нужно перевязки вовремя делать. А послезавтра снять швы.
— Нет, Михаил Лаврентьевич. Никогда… В порядке — уже никогда…
— Но почему?
— Сонечка умрет. Ее умереть опухоль. Большая. Тут… — и Александра Федоровна, до сих пор не слишком хорошо говорившая по-русски, предпочла показать рукой, где именно больное место у несчастной девушки, — Врачи, все… и в Германия. И здесь. И милый Гирш… все говорят: пять лет. И конец. Но, наверное, меньше, чем пять лет… Боже, я ее так люблю. Такая хорошая! И так плохо. Так ПЛОХО…
Казалось, что этот взгляд прожжет Вадима до каблуков.
— Государыня, Вы позволите, если я посмотрю ее? — неожиданно для самого себя предложил Вадим.
— Я спрошу. Если она не возразит. Конечно, посмотрите. Я прошу Господа о милости каждый день. Но… все говорят одно: пять лет. И Вы же — Вы военный доктор. Раны, кровь, скальпель. Это ваше дело. Но и Гирш, и Боткин сказали, что делать резекцию уже нет никакой возможности. Конечно, то, что Вы нашли такой удивительный способ помощи нашему Алешеньке — это уже чудо Господне. И я верю Вам, и во всем уповаю на Ваше искусство. Но здесь — другое. Ее уже поздно резать. Для нее это — сразу смерть.
— И все-таки, я должен в этом убедиться…
Вадика пригласили к княжне Орбелиани после полудня. Девушка хоть и смущалась, но стойко и безропотно позволила себя осмотреть. Увиденное удручало. Явная опухоль, здоровенная, уже захватившая два позвонка в нижнем отделе позвоночника, несомненно, прогрессирующая. Бедняжке было трудно лежать на спине, а без костылей она не могла даже выйти из комнаты.
Но… Было что-то в облике врага такое, что заставило Банщикова-врача внутренне напрячься. Его чутье, шестое чувство, подсказывали: что-то тут не так. Пальцы не верили! Его пальцы прирожденного диагноста не соглашались поверить в то, что под ними — онкология. Почему? Если бы знать? Хотя… да! Температура! Эта дрянь явно теплее, чем тело вокруг. Тогда, что дальше? А дальше Вадик просто впал в ступор. Когда узнал, что все началось с жара. Что скачки небольшой температуры у нее иногда случаются, и что КРОВЬ НА ИССЛЕДОВАНИЕ у Сонечки никто не брал.
Через час все было ясно. Хвала микроскопу и доктору Коху. Сомнений никаких — у девушки костный туберкулез. Очаговая форма. С одной стороны — если быстро получится завершить со стрептомицином — не только спасем, не только ходить и на лошади скакать будет, но и детей рожать. С другой стороны — скрытый бациллоноситель в царской семье! Час от часу! Только Гиршу пока не говорить, иначе удар хватит старика лейб-медика: тут чахотка — пока та же смерть, только еще и заразная. А он не досмотрел…
Значит, остается одно — переговорив с Николаем, надо забирать бедняжку к нам в Институт. Палату соорудим, пока — на витамины. И как наши «плесеньщики» будут готовы к клиническим испытаниям, — начнем вытаскивать пассию Густава Карловича с того света. Так что, господин «может быть будущий фельдмаршал», любимую женщину я тебе спасу. Но вот в Карелии «Линию Маннергейма» фиг ты у нас построишь!