Рассказывать об этом человеке трудно, ибо от всей его заме чательной жизни остались лишь пара изломанных фотографий да никогда не видевшие его внук и внучка, чья память сберегла о деде очень немногое. Затоптана его могила на Смоленском православном кладбище, что на Васильевском острове. Давным-давно разобрано на металл стальное детище Беклемишева – «Дельфин», даже закладной доски не сохранилось, затерялись в недрах архивов и чертежи первой русской подводной лодки, так что не смогли отыскать их и авторы фундаментального труда «Подводное кораблестроение в России». И все же…
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. С переломанного наискось паспарту, украшенного некогда золочеными виньетками, печально и строго смотрит седоватый офицер. На белом кителе погоны капитана 1-го ранга. Острые усы и бородка делают его похожим на писателя Бунина и Дон-Кихота одновременно. Впрочем, современники назы вали его «русским капитаном Немо».
Род первого русского подводника уходит в историю России двадцатью двумя коленами – к началу XV века.
Зимой 1525 года на берегу Москвы-реки ратные люди великого князя Василия Иоанновича отрубили голову Ивану Беклемишеву, бывшему послу в Польше и Крыму, – «за дерзкие слова против государя». Говорят, это случилось против Москворецкой башни Кремля, и с тех пор она зовется Беклемишевской.1
Род Беклемишевых давал России послов и стольников, воевод и полковников… «Достойно замечания, – отмечал генеалог, – что князь Михаил Федорович Пожарский, отец князя Дмитрия Ми хайловича, женат был на Евфросинье Федоровне Беклемишевой и Илларион Матвеевич Голенищев-Кутузов, отец князя М. И. Кутузова-Смоленского, также был женат на девице Беклемишевой; таким образом, главные вожди российских войск в великие 1612 и 1812 годы оба происходили по женскому колену из фамилии Беклемишевых».
К этому надо добавить, что и в жилах Александра Сергеевича Пушкина текла толика беклемишевской крови1. Так что в том, что и великий русский поэт, и первый русский подводник закончили свой жизненный путь на берегах Мойки, есть, наверное, своя историческая логика.
В родовом гербе Беклемишевых были и львы, и орлы. И если бы революция не упразднила департамент герольдии, в древнем гербе, наверное, появился бы новый символ – дельфин.
Никто не знает, где и когда появилась первая подводная лодка. Как утверждал Аристотель, еще Александр Македонский спускался под воду в стеклянной бочке с вполне боевой целью – разведать боновые заграждения Тира.
Подводная лодка родилась как оружие мести – тайной и беспощадной. Всякий раз, когда к берегам страны, обладавшей слабым флотом, подступали чужие эскадры, патриоты-энтузиасты убеждали своих адмиралов ударить по неприятелю из-под воды: проекты подводных тарано-, мино– и даже ракетоносцев выдвигались один за другим. Подводные лодки изобретали монахи и фотографы, отставные поручики и политические преступники, серьезные инженеры и безгра мотные авантюристы. И вот за дело взялись профессионалы: инженер-кораблестроитель и моряк-минер – Бубнов и Беклемишев. Одному всего лишь двадцать восемь, он только что блестяще окончил Морскую академию (его имя выбито на мраморной доске); другой немолод – ему за сорок, и он немало поплавал, командуя кано нерскими лодками береговой обороны. Сошлись талант и дерзость, опыт и расчет. Работы велись в строжайшей тайне. Запрещено было употреблять в документах и переписке слова «подводная лодка». Подводный корабль именовался сначала как «миноносец №113». Вскоре номер заменили именем «Дельфин», и потом годы и годы еще подлодки маскировались термином «миноносцы типа «Дельфин».
Прежде чем браться за неизведанную работу, Беклемишев, мало кому известный преподаватель Кронштадтских минных классов, побывал в США, Англии, Германии и Италии – в тех странах, где бешеными темпами, оглядываясь на соседей – не обогнали бы, – строились подводные лодки. Беклемишеву удалось поприсутствовать во время одного из погружений лодки знаменитого Голланда.
Любой конструктор, прежде чем сесть за чертежный стол, изу чает все, что создано в его области коллегами и предшественниками. Именно так поступили Бубнов с Беклемишевым – они обобщили сведения, добытые Михаилом Николаевичем, и разработали свой, оригинальный проект, основные принципы которого соблюдались русскими кораблестроителями лет пятнадцать.
К 1900 году ни в одном военно-морском флоте мира не было боевых подводных лодок. Но зато в первые три года нового века морские державы наперебой принялись строить подводные торпедо носцы – Америка, Франция, Германия, Италия, Англия… Не отста вала и Россия, а кое в чем и опережала…
Если сравнить две соразмерные лодки – русскую «Дельфин» и американскую «Фультон» (фирма Голланда), то сравнение будет не в пользу заокеанских конструкторов. «Дельфин» погружался надвадцать метров глубже «Фультона» (50 м и 30 м), ходил над водой быстрее на полтора узла, в два раза мощнее был вооружен (два торпедных аппарата вместо одного). Единственное, в чем уступал тот «фультону», – в дальности плавания.
Сразу же после «Дельфина» Бубнов с Беклемишевым разработали проект новой лодки, с несколько большим надводным водоизме щением – 140 тонн. Головной корабль назвали «Касатка». За ней пошли «Скат», «Налим», «Макрель»…
Русский подводный флот зарождался не в тихой заводи. Огненный водоворот русско-японской войны втягивал в себя новорожденные корабли прямо со стапелей. Зыбкие, опасные скорее для своих экипажей, чем для врага, эти ныряющие кораблики смело уходили не в море даже – в Тихий океан – и занимали там боевые пози ции.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «Рано утром, – писал в своем дневнике командир подводной лодки „Касатка“, – увидел на горизонте не сколько дымков, почему тотчас начал поднимать якорь. Вскоре ясно обрисовались силуэты шести миноносцев, которые держали курс прямо на меня. Предполагая, что это неприятельские минонос цы, я хотел было начать погружение, чтобы принять атаку в подводном положении, но… вспомнил предписание начальства – не нырять.
Дело вот в чем. Начальство мое, отправляя меня в море и, конечно, зная прекрасно, каким опытом подводного плавания я обладал, пройдя самый ничтожный его курс, и боясь взять на себя ответственность в случае гибели моего экипажа и катастрофы с лодкой, решило выйти из трудного положения и дало мне на всякий случай предписание, конечно, словесное, – в течение этого «боевого похода» не нырять…
Нельзя было не преклоняться перед каждым из команды нашего отряда. Что пригнало его сюда, на подводные лодки, в это горнило опасности, где каждая минута могла стоить ему жизни, где на каждом лежала масса обязанностей и тяжелой работы, в то время когда на большом линейном корабле он мог бы почти избавиться от них? Офицер мог еще рассчитывать у нас на всякого рода «благополучия», ничего ведь подобного уже не мог ждать матрос, между тем сколько бескорыстного служения было видно в каждом его шаге на лодке, сколько идейного исполнения своего долга, чуждого каких-либо эгоистических целей».
По сути дела, то были полуэкспериментальные образцы, не про шедшие толком ни заводских, ни полигонных испытаний, с недообученными командами, с безопытными офицерами. Но даже в таком виде семейство стальных дельфинов внушало серьезные опасения японскому флоту. Корабли микадо так и не рискнули приблизиться к Владивостоку с его отчаянными подводными лодками. А выпускал их в море Беклемишев. Он тоже проделал тысячеверстный путь вместе со своими первенцами.
И все-таки – «Дельфин». Год рождения – 1903-й.
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. Какой седой стариной веет при взгляде на фото «Дельфина», лежащее рядом со снимком современного атомохода! Трудно поверить, что этот утлый стальной челн и могучий подводный гигант отделяет всего каких-нибудь пятьдесят лет – неполная человеческая жизнь.
Верхний рубочный люк, закрывающийся, как пивная кружка, круглой откидной крышкой, угловатые обводы, хиленькая мачта и самоварного вида воздухозаборник.