Известное дело: на корабле хозяин капитан, его приказ — закон. Но буйные пассажиры флотилии никаких капитанов и никаких законов не признавали. Просто-напросто собиралась в какой-нибудь корчме теплая компания и занимала затем облюбованный ею корабль. А поскольку на этот же корабль одновременно пробивались и другие, не менее буйные банды, на флотилии завязывались лихие стычки.
Каким-то чудом все, однако, утряслось, возможно потому, что адмирал во всеуслышание объявил, что властью, данной ему королевской четой, он повесит на реях всех, кто будет нарушать морские порядки.
На каждом рее два нока, на каждом корабле с десяток реев: на семнадцати кораблях без труда можно развесить сотни три смутьянов.
Расчет этот сделал, однако, не адмирал, а один из отъявленнейших смутьянов — дон Алонсо де Охеда.
— Наша цель — Индии, — сказал он своим друзьям. — А путь туда неблизкий. И в море-океане акул не меньше, чем бесов в аду. Поэтому до поры до времени, сеньоры, извольте сдержать свою прыть. Иначе, клянусь честным крестом, я вздерну любого из вас на грота-рей.
Адмирал возблагодарил святую троицу за столь полезного соратника и взял Охеду на флагманский корабль «Мария-Галанте». Флагман флотилии удостоился высокой чести: на нем отбывали в Индии наиболее родовитые участники великой экспедиции. Адмирала почтили своим обществом царедворцы их высочеств и знатный арагонский кавалер Педро Маргарит.
За адмиралом следовал, как тень, бывший альгвазил двора ее высочества сеньор Берналь де Писа — главный счетовод флотилии. Таково было его официальное звание. Неофициально он выполнял сверхдоверительные поручения дона Хуана де Фонсеки, действуя в качестве негласного осведомителя главы заморского ведомства.
Индейцы также оказались на «Мария-Галанте». Тогда знатный кавалер Педро Маргарит заявил адмиралу протест:
— Мне, дворянину чистых кровей, невместно дышать одним воздухом с гнусными язычниками.
Адмирал вежливо разъяснил чистопородному кавалеру, что индейцы крещены их высочествами и примасом Кастилии.
— Вы, сеньор Маргарит, первый человек, который позволил себе усомниться в подобных восприемниках. Но сомнения эти вряд ли основательны — ведь сам отец-папа одобрил почин королевской четы. Впрочем, если достойный кавалер пожелает, то адмирал не преминет довести до сведения их высочеств его особые соображения.
Достойный кавалер побледнел и клятвенно заверил адмирала, что отныне он будет считать всех семерых индейцев истиннейшими христианами и готов дышать с ними общим воздухом.
Хотя это маленькое недоразумение благополучно уладилось, адмирал и индейцы чувствовали себя неважно. Адмирала угнетали его именитые пассажиры. Они явились на корабль с целым штатом оруженосцев и слуг и заполнили не только трюм, но и палубу своим громоздким багажом. Чего-чего только они не везли с собой в Индии: не позабыли ни о серебряной посуде, ни о роскошных туалетах, ни о рысаках арабских и кастильских кровей. Один из знатных кавалеров захватил с собой шубу, должно быть полагая, что Индии лежат на рубежах Московии, другой пригнал свору гончих псов, третий вкатил на палубу десять бочек хереса.
И опять-таки бесценные услуги оказал адмиралу дон Алонсо де Охеда. Положив руку на эфес, он вступал в тихие беседы со знатными пассажирами.
— Собачек, мой любезный друг, вы отправите на берег не позже полудня. Что? Вы, если меня не обманывает слух, помянули всуе моих достойных родителей? — Шпага на два дюйма выползала из ножен, белейшие зубы обнажались в дерзкой улыбке, и любезный друг, не вступая в дальнейшие пререкания, перебрасывал свою псарню на берег…
Индейцев же пристроили в тесном закутке между бочками с солониной и мешками с горохом. Их перегоняли с места на место, им наступали на ноги, им щедро раздавали подзатыльники и затрещины. Адмиралу было не до них, а Обмани-Смерть и Родриго, их друзья и покровители, попали на другие корабли. Правда, Желтоголовый был на флагмане, но адмирал так задергал его разными поручениями, что он и минуты не мог уделить своим меднокожим друзьям.
И кроме того, шестимесячное пребывание в Стране Восхода не прошло для индейцев даром. Оба кариба и Пепе кашляли кровью, у Алонсо и Пако все тело покрылось незаживающими язвами, Гуакагана поминутно прикладывался к баклажке и если не спал мертвым сном, то, пошатываясь, бродил по палубе, издавая нечленораздельные звуки. Только Диего, которому на пользу пошло селеньице Лос-Паласиос, пребывал в добром здравии, но племянника великого вождя Гуабины изрядно донимала предотъездная суета.
С нетерпением ждал он часа отплытия. Подумать только: если Мабуйя или дон Сатана не помещают Сеньорадмиралу, родные берега через две луны покажутся на горизонте. Пусть даже не совсем родные — ведь земля Кискейя, которую христиане называют Эспаньолой, лежит не так уж близко от Острова Людей, — но все равно снова Диего увидит зеленые леса, переплетенные цепкими лианами, руки его коснутся чуть шероховатой коры могучей сейбы, грудь будет дышать пряным воздухом Страны Заката, ноги будут ступать по мягким травам и влажному песку на тихом взморье.
И вот наконец настал долгожданный день. Среда, 25 сентября. Семнадцать кораблей покачивались на легкой волне в широкой бухте, матросы всех вахт, знатные, полузнатные и вовсе незнатные пассажиры толпились на палубах, и суда заметно накренились на левый борт. Слева на узкой пристани скопились друзья и родичи аргонавтов.
Чудом вместила в себя эта пристань шесть тысяч алых, зеленых, желтых, голубых, розовых плащей, мантилий, камзолов, юбок, широких как колокола. Колыхались над толпой штандарты с единорогами, вепрями, львами, змеями и тритонами — геральдический зверинец провожал за тридевять морей достойных и недостойных отпрысков именитейших фамилий кастильского королевства. В голос рыдали покидаемые жены, выкрикивали бодрые напутствия отцы, братья и собутыльники баловней судьбы, на казенный кошт идущих за золотым руном. Вопили, стараясь перекричать друг друга, лихие аргонавты, истошно лаяли собаки, ржали кони, звонко перекликались колокола собора и монастыря капуцинов.
В пять часов утра с кормовой надстройки «Мария-Галанте» адмирал дал сигнал к отплытию. Семнадцать капитанов рявкнули: «Поднять паруса, курс на мыс Сан-Фелипе». Пристань поплыла влево, и крепкий ветер понес корабли на север, вдоль могучих стен цитадели Сан-Антонио к острому носу святого Филиппа. Кадис, белый город, вынесенный на самую оконечность длинной косы, раскрылся как на ладони.
Корабли повернули на запад. В сторону багрового восхода уходила кастильская земля. Диего стоял на корме, взглядом провожая удивительную страну, которую ему и восьми его собратьям удалось открыть спустя пять месяцев после того, как Сеньорадмирал отдал якорь у берегов Острова Людей.
Взошло неяркое осеннее солнце, последний раз мелькнул на дальнем горизонте кастильский берег, флотилия вышла в открытое море и взяла курс на юг, к Канарским островам. Позади осталась Страна Жестоких Сердец, Страна Корыстных Желаний, Страна Железа и Камня. Постылая страна, которая, однако, навеки овладела его помыслами.
Началось второе плавание в Новый Свет адмирала моря-океана. Окончилось скитание нового Одиссея по чужим и далеким землям.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ
Быстро своим кораблем океана поток перерезав,
Снова по многоисплытому морю пришли мы на остров Эю.
Черный четверг
На пятьдесят девятый день плавания, в пятницу, 22 ноября 1493 года, флотилия адмирала моря-океана подошла к берегам Эспаньолы.
Большая Соленая Вода в этом походе вела себя примерно. Устойчивые пассаты гнали флотилию на запад по тихим и приветливым водам.
А на подступах к Индиям адмиралу посчастливилось открыть цепь больших и малых островов, и населяли эти острова длинноволосые карибы.