Студеные арктические ветры прорвались на юг, обморозили лимонные рощи Севильи, в Генуе и Марселе корабли впаялись во льды, через пролив Каттегат шведские волки посуху перебегали в Данию.
Сотни кораблей потерпели крушение в водах Средиземного моря и Атлантики. Семь недель не могли из-за жестоких штормов прорваться в Лиссабон суда из соседних портов.
И надо полагать, что центр грандиозного циклона как раз в те дни, когда адмирал приближался к Азорским островам, сместился из исландских широт к этому архипелагу.
На рубежах арктического и тропического фронта ветры вступили в жестокую схватку, они закружились в дьявольском хороводе и развели на море чудовищное волнение.
Случилось это в день святого Валентина — 14 февраля.
«…Волны были ужасны. Они сталкивались друг с другом и сотрясали корабль, который не мог ни продвинуться вперед, ни вырваться на свободу. А столкнувшись, разбивались о корпус корабля».
Паруса сорвало. «Нинья» кружилась в бешеном водовороте под одним-единственным парусом — зарифленным гротом, но и этот лоскут надежды ветер рвал в клочья. Волны перекатывались через палубу, штурмовали кормовую и носовую надстройки.
Адмирал стоял у руля. Никому он не мог доверить кормило. Малейшая опасность, и судно развернет лагом к волне, а если это, не дай господь, случится, тогда — конец: в одно мгновение «Нинья» опрокинется, и никто не узнает, что путь в «Индии» открыт.
Не узнает потому, что, может быть, «Пинты» уже нет на свете. Либо ветры угнали ее неведомо куда, либо Мартин Алонсо вторично бросил адмирала, желая его упредить на пути в Кастилию.
И на Острове Людей, и на Эспаньоле в осеннюю пору бывают ураганы неистовой ярости. Обезумевшие ветры выдергивают столетние сейбы с корнем, ураган срывает кровли канеев и бохио и с лютой злобой швыряет их оземь.
Но одно дело, когда ты обеими ногами стоишь на незыблемой земле, когда ты можешь укрыться от гнева Мабуйи за стенами канея, в расщелине ближайшей горы или на худой конец припасть к земле и вцепиться в нее всеми десятью пальцами, и совсем иное дело, когда ураган застает тебя на Большой Соленой Воде. Палуба уходит из-под ног, и сердитые волны тащат тебя к борту, отрывая от веревок, которые Кинтеро-боцман велел еще утром натянуть между мачтами.
Огромная волна поднялась выше мачт и с грохотом обрушилась на «Нинью». Корабль стал на колени, корма взметнулась вверх, люди, как горошины, покатились к носовой надстройке.
На камбесе взбесилась большая бочка с водой: она сорвалась с привязи и пустилась в пляс, сшибая на своем пути все живое и мертвое.
— Эй, красноногие, за мной к тольдилье!
Дон Обмани-Смерть, схватив обломок реи, бросился к бочке, и ему на помощь кинулась вся индейская команда. Бочка увернулась, сделала ловкий пируэт и притиснула Гуакагану к стенке тольдильи. Обмани-Смерть подпер плясунью реем и накинул на нее крепкую петлю.
— Эй, красноногие, а вы молодцы! Поймали-таки! А парня отнесите в тольдилью. Недельки две ему узлов не вязать, но мы ему мигом вправим плечо. Вывих и помята нога.
Спасибо бочке! Она «взбесилась» кстати, как раз, когда мужество покинуло пленников. Маленькая победа у тольдильи вселила в их души надежду. Бледнолицые приуныли, их тоже грызет страх, ведь они такие же смертные создания, как и Люди Островов. Но надо отдать им должное, держатся они прекрасно, только лица у всех осунулись и губы шепчут слова молитв.
Быть может, смерть можно обмануть? Кто сильнее — Мабуйя или Сеньорадмирал? Великий вождь бледен, как пена морских волн, но он спокоен. Он не только великий вождь, он избранник бледнолицых богов, и после того как он дал им твердые зароки, духи Большой Соленой Воды должны ему покориться. А зароки эти вот какие:
«Адмирал приказал выбрать по жребию человека, который исполнил бы обет, и совершил бы паломничество к святой Марии Гвадалупской, и поставил бы перед образом ее свечу весом в пять фунтов, а для этого он распорядился принести столько горошин, сколько людей было на корабле. На одной из горошин он ножом пометил знак креста, а затем взял колпак, высыпал в него все горошины и тщательно их перетряхнул. Адмирал первый вложил руку в колпак и первый вытянул горошину с крестом, и таким образом, жребий пал на него, и отныне считал он себя в паломничестве и должником данного обета.
Снова брошен был жребий, дабы отправить второго паломника к святой Марии Лоретской в храм ее, что в городе Анконе, в папской земле. Жребий пал на одного матроса из Пуэрто-де-Санта-Мария, а звали его Педро де Вилья, и адмирал обещал снарядить его в паломничество за свой кошт.