Выбрать главу

Дон Андрес устроился неподалеку от стойки со жбаном слабого хаэнского винца. К стойке он протиснулся с трудом: в «Золотом Петухе» было истинное столпотворение. Бранились и ржали десятки вконец упившихся забулдыг и гуляк; по сальным столешницам растекались винные лужи, отовсюду несло перегаром, хрустели под ногами осколки бутылок; оловянный стук кружек заглушала грязная ругань.

В левом углу хором завывала лихая компания, ею дирижировал низкорослый кавалер в грязном голубом камзоле. Пустой мех, словно дохлая кошка, валялся на столе перед кавалером, но он был трезв. Трезв, злобен и угрюм. Свирепые огоньки вспыхивали в его глазах цвета стали, на скулах перекатывались твердые желваки. Хоть и мал он был ростом, но угадывалась в нем лютая сила; была она и в широких плечах, и в мускулистых руках, туго обтянутых рукавами несвежей сорочки.

У дона Андреса память на лица была отменная, и он сразу же узнал этого кавалера. То был дон Алонсо де Охеда, воин из дружины герцога Мединасели, герой гранадской войны. О его похождениях слагались легенды, и трудно было понять, какие из них правдивы, а какие ложны. Известно, что шпагу он обнажает по любому поводу и вовсе без повода. На счету у него числилось множество жертв. А года два назад вся Севилья оказалась свидетельницей его поистине удивительного подвига. На глазах у королевы, во время крестного хода, Охеда с верхушки высокого дерева перепрыгнул на узкий карниз Хиральды — колокольни кафедрального собора, прошелся по нему на руках и спокойно спустился на соборную площадь.

Мертвецки пьяный хор подчинялся Охеде беспрекословно. Но вот один из пьяниц, чтобы повеселить собутыльников, пустил петуха. Дирижер выхватил длинную шпагу и ее эфесом нанес шутнику удар в висок.

— Убрать падаль, — приказал Охеда.

Чьи-то услужливые руки подхватили поверженное тело, а хор продолжал петь.

Тяжелый взгляд Охеды зацепился за дона Андреса.

— Молчать, — скомандовал он хористам. — Ждите, я сейчас вернусь.

Охеда прошел к стойке и, сбросив с табурета какого-то пьянчугу, сел рядом с доном Андресом.

— Если не ошибаюсь, — сказал он с учтивым поклоном, — я имею удовольствие видеть его преподобие дона Андреса Бернальдеса?

— Вы не ошибаетесь, — сухо ответил дон Андрес.

— Я давно хотел представиться вам, ведь не часто можно встретить в Кастилии достойных слуг божьих. Достойных и смелых разумом. — Он говорил, слегка улыбаясь, глядя на дона Андреса в упор, и трудно было понять, испытывает ли он уважение к собеседнику или издевается над ним.

— А я, — резко отрубил дон Андрес, — не часто встречал кавалеров, которые столь дерзко пренебрегали бы рыцарскими правилами. Я вижу вас в обществе мерзких пьяниц и возмущаюсь вашим поведением.

— Веду я себя так, как считаю нужным. Но скажу вам, что вы вряд ли берете на свою душу грех, называя этих людей мерзавцами и пьяницами. Однако хоть они не вполне трезвы, но зато в их жилах течет рыцарская кровь. И пьют они, чтобы взбодрить душу перед свершением великих и богоугодных подвигов. Вы, ваше преподобие, видите в этом злачном месте воинов, которые спустя две недели отправятся в Индии. И не просто воинов, а крестоносцев, призванных ввести в лоно истинной веры заморских дикарей. Мой дядюшка дон Хуан де Фонсека вчера выплатил им жалованье, ну и, естественно, они нашли королевским деньгам должное применение.

— И много ли таких крестоносцев завербовал ваш дядюшка?

— Порядком, если память мне не изменяет, свыше тысячи душ. Каждой душе платят в день по тридцать мараведи. Это немного, столько же получает у нас в Севилье каменщик или плотник, но дядюшка сомневается, достойны ли они и этой платы.

— Но ведь адмирал…

— Ах, адмирал… Насколько мне известно, он не вмешивается в сухопутные дела. И поступает верно. Он породил бурю, но унять ее все равно ему не под силу.

— Не понимаю.

— Вы когда, ваше преподобие, последний раз были в Севилье?

— Месяца два назад.

— О! За эти два месяца много воды утекло в море-океан. Уж вам-то отлично ведомо, сколько у нас в Кастилии добрых христиан, которых носит по стране что твое перекати-поле. И когда до них дошла весть, что их высочества готовят поход в Индии, вся эта саранча кинулась сюда. Признаться, я покривил душой, когда сказал вам, что мои собутыльники чистокровные идальго. Верно, у каждого на боку меч, но готов присягнуть, что среди них есть не только бродяги, но и беглые галерники; весельчака, которого я пристукнул на ваших глазах, кое-кто видел в восемьдесят восьмом году на площади Сокодовер в Толедо. Стоял он у позорного столба с колодкой на шее. За кражу кошелька. Думаю, веселенькие денечки настанут в Индиях, когда вся эта орда высадится на берегах Эспаньолы.