Разумеется, и Охеда не сидел сложа руки. В долине Вега-Реаль он приказал утопить в реке три сотни пленников. В Сибао он и одноглазый дон Хоакин обертывали женщин и детей соломенными жгутами, а затем поджигали эти живые факелы. Канарские псы выслеживали беглецов в лесах и горах. Сам Охеда сбился со счета, прикидывая, скольких язычников растерзали эти псы-людоеды.
Да, ягодки созрели к возвращению адмирала.
Сразу же после прибытия в Изабеллу адмирал слег. Пять месяцев пролежал он в своем сыром доме, вторая зима была такая же мокрая, как и первая.
Доктор Диего Альварес Чанка был сведущим лекарем. Но он успешно лечил лишь кастильские недуги: чахотку, водянку, запоры, прострелы. Как подступиться к здешним болезням, он не знал. И быть может, отдал бы богу душу адмирал, если бы не пришел на помощь доктору Чанке ученик великого Гуаяры.
Желтоголовый, Родриго и Обмани-Смерть под надзором Диего собирали в ближних лесах целебные травы. Настаивал и варил их Диего, он же давал настои и отвары адмиралу.
На смену девяносто четвертому году пришел девяносто пятый. В январе адмиралу стало легче, в феврале он уже свободно ходил по дому, в начале марта доктор Чанка разрешил ему прогулки по грязному пустырю, который примыкал к адмиральской резиденции и почему-то назывался садом.
9 марта, в канун дня сорока мучеников, адмирал созвал большой совет. Диего к мужам этого совета не был причислен, но он сидел в соседней комнате, а стены в доме были тонкие.
Маленький рыцарь доложил совету о своих успешных походах.
— Я усмирил, — с гордостью заявил он, — три провинции. Там нынче тихо и спокойно. — Он весело улыбнулся, очень уж хотелось ему добавить, что спокойно там, как в могиле. — Я выжег змеиные гнезда, я истребил мятежников. Однако в земле Магуане и в провинции Магуа язычники бунтуют, и их предводитель касик Каонабо собрал немалое войско. У меня осталось триста десять человек, со столь малыми силами пускаться в новые походы рискованно…
Затем взяли слово другие капитаны, и все они хвалились своими подвигами и требовали решительных мер для обуздания мятежников.
Адмирал говорил последним:
— Я прибыл сюда, дабы ввести в лоно истинной веры здешних индейцев и спасти их души. Так действовать повелела мне наша королева. Но ее высочество неоднократно наказывала мне: «Не забывайте, казна нуждается в золоте, а золота в Индиях много. Добыть его ваш долг». Но как исполнить веление ее высочества, если этот остров ввергнут в смуту, если индейцы от нас бегут и против нас бунтуют. Знаю, во многом виноваты мы сами, но перед короной Кастилии я в неоплатном долгу.
Святой троицей клянусь, не желал и не желаю я обнажать меч. Однако выхода у меня нет. Я обязан погасить пламя мятежа. И я поведу всех, кто способен держать в руках оружие, в Магуану и умиротворю бунтарей.
На следующий день, а был это день сорока мучеников, адмирал долго гулял по своему «саду». Часов в шесть вечера он вернулся в дом. В семь Диего обычно приносил свой чудодейственный отвар. В семь он не явился, не пришел и в восемь. Адмирал приказал разыскать его.
Обычно Диего ждать себя не заставлял, но на этот раз Обмани-Смерть и Желтоголовый дозваться его не смогли.
Обеспокоенный адмирал распорядился во что бы то ни стало найти Диего. Осмотрели все селение, прочесали с фонарем опушку леса, но Диего и след простыл. Не объявился он и назавтра. А два дня спустя Желтоголовый заметил у изножия адмиральской постели клочок бумаги. Вероятно, он прикреплен был к стене и сорвался с гвоздя вчера или позавчера: бумажку успели изрядно затоптать.
Крупными буквами на этом клочке выведено было четыре слова; «Не могу. Ухожу. Прощайте».
— Не ищите его, — сказал адмирал, расправляя примятый край бумажки. — Видит бог, он прав.
Всю ночь адмирал провел без сна. Обмани-Смерть — а он этой ночью дежурил у порога адмиральского покоя — слышал, как многократно адмирал повторял одни и те же слова: mea culpa, mea maxima culpa[26].
Диего не вернулся.
Ночное небо ясно, и Полярная звезда мигает над горизонтом в четырех пальцах от опрокинутого ковша Большой Медведицы. Легкий ялик скользит под парусом, ветер дует с запада, и ялик курсом бейдевинд идет на северо-запад. Там, в теплом море, за грядой больших и малых островов, дремлет в полуночной мгле Остров Людей — Гуанахани.
В ялике тыква с водой, корзинки с бататами и лепешками кассавы, окорок, связка бус и мешок, в котором нежно позванивают кастильские колокольчики. Бусы — для Каоны, колокольчики — для детей из рода Гуабины.
