Выбрать главу
27
Светлеет небо… близок час рассвета, А всё моя красотка у окна… Склонившись головой, полураздета, Полусидит, полулежит она, Чего-то ждет… Но ожиданье это Обмануто… Она тоски полна, Вот-вот на глазках засверкают слезы, Но нет… смежает сон их… Снова грезы…
28
И девочке всё грезится о нем, О ком и думать запретили б строго… Герой ее танцклассам всем знаком, Играет в карты, должен очень много… С ним Даша часто видится тайком; Он проезжает этою дорогой В извозчичьей коляске на лихих, Немного пьян — но вечно мимо них.
29
Андрей Петрович… но о нем потом… Семнадцать лет моей шалунье было, Родительский ей страшно скучен дом, В ней сердце жизни да любви просило, Рвалось на волю… Вечно мать с чулком, Мораль с известной властию и силой; Столоначальник, скучный, как жених, Который никогда не ездит на лихих.
30
И в будущем всё то же, вечно то же, Всё преферанс в копейку серебром, Всё так на настоящее похоже — Так страшно глупо смотрит целый дом. Нет, нет, не создана она, мой боже! К тому, что многим кажется добром, И не бывать ей верною подругой… Притом уже она просвещена подругой.
31
От наставлений матушки не раз,
От этой жизни праздной и унылой С подругою она тайком в танцкласс Зимою ездила… Подруге было Лет двадцать… Даже не в урочный час Они домой являлись. Но сходило Всё это с рук. Умела веру дать В сердечной простоте всему старушка мать.
32
Жених-столоначальник глуповато Смотрел на всё: он был совсем готовый муж, Чуждался сильно всякого разврата, Особенно карманного, к тому ж Доверчивостью был он одарен богато, Носил в себе одну из допотопных душ И, несмотря на то, что родился в столице, Невинностью подобен был девице.
33
Поутру, вставши, пил он скверный чай, Смотрел в окно, погоду замечая, И собирался к должности, там рай И ад свой весь прескромно заключая. Но пред уходом в свой обетованный край Он в книжке отмечал, «что будет кушать чаю Такой-то у него», и книжку клал; Потом: «со сливками» — подумав, прибавлял.
34
Вы спросите: зачем? Уж я не знаю — Есть разные привычки. Так текла Вся жизнь его. Ему всех благ желаю — Но страшно ведь глупа она была Во все периоды: и до и после чаю… И Дашу бедную такая жизнь ждала, Когда б так называемый злой гений Ей не дал мук, желаний и волнений.
35
Пускай она заснула — в ней не спят Безумные, тревожные волненья; Уста полураскрытые дрожат, Облиты глазки влагою томленья. Что снится ей?.. Соблазна полные виденья Над нею видимо летают и кружат… А чей-то голос слышен из-за дали, Исполненный таинственной печали.
Дитя мое! очей твоих Так влажно-бархатен привет… Не звездный свет сияет в них — Кометы яркий свет…
Лукавой хитрости полна Улыбка детская твоя, И гибок стан твой, как волна… И вся ты, как змея.
Ты так светла, что не звездам Спокойным вечно так сиять; Ты так гибка, что разгадать В тебе легко сестру змеям.
Дитя мое! так много их По тверди неба голубой Светил рассыпано благих,— О, будь кометой роковой!
И дольний мир — ваш мир земной — Богат стадами душ простых… В нем много добрых, мало злых,— О, будь же, будь змеей!
36
Тот голос был ли внятен ей?.. Она Едва ль могла понять слова такие Мудреные, хоть и весьма простые. Прочла она в свой век Карамзина Две повести{53}, да две Марлинского{54} другие («Фрегат "Надежда"», помнится, была Одна из них). Отборно объясняться Привыкла потому — я должен вам признаться.