Одиссея

Михаил Калдузов Одиссея

Введение

«…Я знаю, как вам одиноко. Тоскливо. Волнующее неопределённо кажется, что вы совсем одни. Наедине с проблемами, свалившимися кажись целью пронизать насквозь миллионом острых, раскалённых до безумия иголок.

Как сложно. Как жаждали поддержки индивидуальной, где бы внимающий Вас воспринял никак иначе, как доподлинно: совестливо, без ответных поучений, причитаний и морали.

Как хотели малого, – остаться понятыми, услышанными и выслушанными в той мере, чью величину задала жаждущая, не пронимавшая сути, душа вашего сердца. Живущая не в нём, но граничащая с ним, как меридиан айсберга с океаном…»

***

Но это всё сопли, вымученные ещё не созревшим, осознанности не пронявшим тогда, едва ли не целую вечность назад.

А ныне, представляю суду Вашему творение, писанное в кротчайшие сроки не от ума; ввиду доверительного, неосязаемого на лад иными, от неустоявшегося мировоззрения, сосредоточенного в центре исполнительного, именуемого духом или «гласом истинности», олицетворённого с Вечностью, ввиду буквального понимания произносимого.

Посему читаемое может вызывать диссонанс у каждого, жившего иначе.

I

Свет озарил очей прекрасных,

Во тьме ночи явилась ты.

И загорелись чувства страстно, –

Забылось всё нещадно в миг.

Предстала дивно предо мной

Огнеупорной точь стеной:

Девица нежности объятий,

Чар демонических, заклятий.

Такая хрупкая и властная,

Судьбине каждой безучастная:

Девица «высших» упоений,

Земных не явно проявлений…

II

Я безутешно лицезрел

Вселенную её глазах:

Страстей, как качалась

Любви свет волнах.

Как чарой опасной, манила дуря,

Силою страстной жерла огня.

Как СЕРДЦЕ рвалось

Желанием воспеть,

Взывая на храбрость

С того не сгореть.

Как в свете купалась

Лучей с чьих «прозреть», –

Являлось на данность

Не жаль умереть.

Как улыбалась, смеялась,

Взывая смотреть,

С чьего не стеснялось

ТО пуще «согреть».

Я безутешно лицезрел

Вселенную твоих глазах:

Любовь, как топталась

Пристрастием в волнах…

III

Закружилось, завертелось

Днём одним весенним, страстным:

Захотелось, загорелось,

Дни раскрасить столь «контрастным».

Появилась, растопила

Сердца недра ледники:

Убедила, вдохновила

Воздымав «любви» ручьи.

День неясный, пусть то буря

Освещала вновь и вновь:

Пробуждаясь с поцелуя

Закипала в жилах кровь.

Каждый раз душа входила

В хороводы ласк твоих:

Тёплой нежности дарила

Бархатистых рук своих.

Я иду к тебе, ликуя,

Свет мой мрачного пути!

Слаще губ и поцелуя,

Чем твоих мне не найти!

«Божья радость», я внимаю

Сладострастные глаза:

Лишь одною созерцаю, –

Мой ты шторм, моя гроза…

IV

Только вскоре вот узнаю,

Как любимые глаза

В руки дались негодяю,

Чьих осталась, – пустота.

Но ты знай – тебя прощаю.

Впредь иной зрел образ я,

С чьего пуще расцветаю,

Чьим изнежен донельзя.

V

Я мысли силою негласной

Впредь контролировать не мог:

И просыпаясь ежечасно

Лишь лицезрел витавший смог, –

«Гнетущей тени» услаждения

И послевкусие на губах,

Груди голосие, точь волнения,

Не предаётся, что словах…

Ночами, днями ежечасно

Томимо верил и мечтал:

Как восвояси в стенах связных

Дня отыскали вновь причал.

Сны порождал, как наяву,

Что капитан на яхте, –

Плыл, рассекая на ходу

Волну седлая «счастья».

VI

Но суть стихии такова,

Что если спустишь рукава

В моменты берега отлива,

Ли бури всякого порыва, –

То аккурат падёшь, что глыба,

Что альпинист с обрыва

Летящий в бездну в никуда,

Не зрея прежней маяка…

VII

Я плыл отважно рассекая

Волну дружившую с дождём,

Вдали просветы замечая

Земли сияющей огнём.

Манил тот остров, обнимая:

Красой своею ублажал

Его кто зрел «манящей рая»,

Он неустанно зазывал.