Выбрать главу
Так он сказал, изъявили свое одобренье другие. Вставши, все вместе они возвратилися в дом Одиссеев.
675 Но Пенелопа недолго в незнанье осталась о хитром Буйных ее женихов заговоре на жизнь Телемака; Все ей Медонт, благородный глашатай, открыл: недалеко Был он, когда совещались они, и подслушал их речи. С вестью немедленно он по дворцу побежал к Пенелопе. 680 Встретив его на пороге своем, Пенелопа спросила: “С чем ты, Медонт, женихами сюда благородными[373] прислан? С тем ли, чтоб мне объявить, что рабыням царя Одиссея Должно, оставив работы, обед им скорей приготовить? О, когда бы они от меня отступились! Когда бы 685 Это их пиршество было последним в обители нашей! Вы, разорители нашего дома, губящие жадно Все достояние в нем Телемаково, или ни разу В детских вам летах от ваших разумных отцов не случалось Слышать, каков Одиссей был в своем обхождении с ними,[374] 690 Как никому не нанес он ни словом, ни делом обиды В целом народе; хотя многосильным царям и обычно Тех из людей земнородных любить, а других ненавидеть, Но от него не видал оскорбленья никто из живущих. Здесь же лишь ваше бесстыдство, лишь буйные ваши поступки 695 Видны; а быть за добро благодарными вам неуместно”.
Умные мысли имея, Медонт отвечал Пенелопе: “О царица, когда бы лишь в этом все зло заключалось! Но женихи величайшей, ужаснейшей нам угрожают Ныне бедой — да успеха не даст им Зевес громовержец! 700 Острым мечом замышляют они умертвить Телемака, Выждав его на возвратном пути: о родителе сведать[375] Поплыл он в Пилос божественный, в царственный град Лакедемон”.
Так он сказал: задрожали колена и сердце у бедной Матери; долго была бессловесна она, и слезами 705 Очи ее затмевались, и ей не покорствовал голос. С духом собравшись, она наконец, отвечая, сказала: “Что удалиться, Медонт, побудило дитя мое? Нужно ль Было вверяться ему кораблям, водяными конями Быстро носящим людей мореходных по влаге пространной? 710 Иль захотел он, чтоб в людях и имя его истребилось?”
Выслушав слово ее, благородный Медонт отвечал ей: “Мне неизвестно, внушенью ль он бога последовал, сам ли В сердце отплытие в Пилос замыслил, чтоб сведать, в какую Землю родитель судьбиною брошен и что претерпел он”. 715 Кончив, разумный Медонт удалился из царского дома.
Сердцегубящее горе объяло царицу; остаться Доле на стуле она не могла; хоть и много их было В светлых покоях ее, но она на пороге сидела, Жалобно плача. С рыданием к ней собралися рабыни, 720 Сколько их ни было в царском жилище и юных и старых. Сильно скорбя посреди их, сказала им так Пенелопа: “Слушайте, милые;[376] дал мне печали Зевес Олимпиец Более всех, на земле современно со мною рожденных; Прежде погиб мой супруг, одаренный могуществом львиным, 725 Всякой высокою доблестью в сонме данаев отличный, Столь преисполнивший славой своей и Элладу и Аргос. Ныне ж и милый мой сын не со мною; бесславно умчали Бури отсюда его, и о том я не сведала прежде; О вы, безумные,[377] как ни одной, ни одной не пришло вам 730 Вовремя в мысли меня разбудить? А, конечно, уж знали Все вы, что он собрался в корабле удалиться отсюда. О, для чего не сказал мне никто, что отплыть он замыслил! Или тогда б, отложивши отъезд, он остался со мною, Или сама б я осталася мертвою в этом жилище. 735 Но позовите скорее ко мне старика Долиона; Верный слуга он; в приданое дан мне отцом и усердно Смотрит за садом моим плодоносным. К Лаэрту немедля Должен пойти он и, сев близ него, о случившемся ныне Старцу сказать; и Лаэрт, все разумно обдумав, быть может, 740 С плачем предстанет народу, который губить допускает Внука его, Одиссеева богоподобного сына”.
Тут Эвриклея, усердная няня, сказала царице: “Свет наш царица,[378] казнить ли меня беспощадною медью Ты повелишь иль помилуешь, я ничего не сокрою. 745 Было известно мне все; по его повеленью дала я Хлеб и вино на дорогу; с меня же великую клятву Взял он: молчать до двенадцати дней, иль пока ты не спросишь, Где он, сама, иль другой кто отъезда его не откроет.[379] Свежесть лица твоего, он боялся, от плача поблекнет. 750 Ты же, царица, омывшись и чистой облекшись одеждой,[380] Вместе с рабынями в верхний покой свой пойди и молитву Там сотвори перед дочерью Зевса эгидодержавца; Ею, конечно, он будет спасен от грозящия смерти. Но не печаль старика, уж печального; вечные боги, 755 Думаю я, не совсем отвратились еще от потомков Аркесиада;[381] и род их всегда обладателем будет Царского дома, и нив, и полей плодоносных в Итаке”.
вернуться

373

…женихами... благородными... — Оценка дается по происхождению, не по моральным качествам. См. 2. 209, где употреблено то же самое прилагательное α̉γαθοί. В «Илиаде» оно характеризует царей и героев. Здесь, впрочем, в устах Пенелопы не исключен иронический подтекст.

вернуться

374

Ст. 689—693. — Ср. образ идеального царя в кн. 2. 230—234.

вернуться

375

Ст. 701 сл. = 5. 19 сл.

вернуться

376

Слушайте, милые... — Стоящее в оригинале обращение φίλαι характеризует не столько доброе отношение Пенелопы к своим рабыням, сколько их принадлежность ей, и ближе по значению к притяжательному местоимению «мои».

вернуться

377

О вы, безумные... — Точнее: «негодные!»

вернуться

378

Свет наш, царица... — В оригинале νύμφα φίλη. Словом νύμφη обозначали обычно молодую женщину, недавно вышедшую замуж. К Пенелопе оно здесь не очень подходит. Поскольку, однако, Евриклее, вынянчившей самого Одиссея, его жена годится в дочери, здесь вернее всего было бы перевести: «дитя мое!», «дочь моя!».

вернуться

379

Ст. 748 сл. = 2. 375 сл.

вернуться

380

Ст. 750 сл. = 17. 48 сл.

вернуться

381

Аркесиад — Лаэрт (см. 14. 183; 16. 118).