Они больше не кричали, но он слышал их шаги в сорока ярдах от него. «Сволочи», – подумал Стэнли. Собрав последние силы, он стал карабкаться вверх, цепляясь пальцами за глину.
«Я подам на них в суд. Я расскажу ван Дорну про то, что они вторгались на его частную территорию. Сукины дети…»
Он понял, что и они поднимаются вверх. «Видимо, нашли тропинку и теперь взбираются по ней. О Господи!»
Он вдруг что-то услышал прямо под собой. В лунном свете он увидел одного русского. Тот стоял внизу, чтобы помешать Стэнли ускользнуть, съехав вниз по склону возвышенности. В руке он держал что-то похожее на пистолет и злорадно ухмылялся, поджидая Стэнли. Тот повис на почти вертикальном подъеме, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Он почти осознал, что, несмотря на все свои труды, ничего не добился.
6
По Дозорис-лейн пробирался серый лимузин. Расположившаяся на заднем сиденье Кэтрин Кимберли внимательно разглядывала молодого англичанина, сидевшего рядом с ней. Марк Пемброук был бесспорно красив, хотя его красота и была несколько зловещей. Он прекрасно усвоил как манеры, свойственные людям его класса, так и присущие им цинизм и показную индифферентность.
– Дорога должна стать свободней, когда проедем русскую дачу, – заметила Кэтрин.
Пемброук вежливо ответил:
– Жаль, что мистер О'Брайен не поехал с нами. Но ведь в его возрасте грипп может привести к серьезным осложнениям.
– У него всего лишь простуда, – сказала Кэтрин. В тоне Пемброука прозвучал намек на то, что Патрик О'Брайен, ее старший партнер по юридической фирме, просто уклонился от этой поездки. Она еще несколько секунд изучала Марка. На нем были белый фланелевый костюм в полоску, соломенная шляпа с широкими полями, белая шелковая рубашка и красный шелковый галстук с платочком того же цвета, а на ногах – белые с черным комбинированные ботинки. Кэтрин вдруг пришло в голову, что он вполне мог бы сыграть какую-нибудь роль в фильме о двадцатых годах. Она считала, что Джорджу ван Дорну не очень понравится подобное щегольство. Хотя, несмотря ни на что, от Пемброука все же исходили токи мужественности.
– Мистер О'Брайен обычно никогда не жалуется на здоровье. В прошлом году на Первое мая он прыгнул с парашютом на теннисный корт Джорджа, – улыбнулась она.
Пемброук посмотрел на сидящую рядом с ним блондинку. Она была необычайно привлекательна. Простое платье, розовое с лиловым, удивительно оттенявшее цвет ее лица. Кэтрин сбросила босоножки на пол. Марк увидел ее мускулистые ноги и вспомнил, что она занималась бегом на марафонские дистанции.
Пемброук перевел взгляд на ее профиль. Он был, как сказали бы в армии, командирский. Марк слышал, что она хорошо держалась в суде, и легко поверил в это.
Кэтрин подняла на него взгляд, и их глаза встретились. Она не стала кокетливо отворачиваться, как это обычно делают женщины, а смотрела на него так же прямо, как и он на нее.
– Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить? – спросил он.
– Да, очень любезно с вашей стороны.
Пемброук посмотрел на симпатичную молодую пару, расположившуюся на откидных сиденьях. Джоан Гренвил была одета в белые слаксы и темно-синий пиджак. Ее муж Том облачился в синий деловой костюм именно того покроя, которому отдавали предпочтение сотрудники юридической фирмы «О'Брайен, Кимберли и Роуз». Пемброук, не имевший отношения к этой фирме, подумал, что Том Гренвил, видимо, отправился на уик-энд в этом мрачном костюме, чтобы заработать очки у ван Дорна, который тоже был старшим компаньоном.
– Могу я и вам предложить что-нибудь? – спросил Марк у четы Гренвил.
– Если дадите, возьму, – ответила Джоан. Тот натянуто улыбнулся:
– Моя жена понимает только манхэттенские идиомы.
– Неужели?
Гренвил торопливо заметил:
– Я сам приготовлю напитки. Всем «скотч»?
Он повернулся к маленькому бару. Джоан Гренвил громко сказала:
– Мы должны были лететь на вертолете вместе с Питером.
– Питер даже на вертолете обязательно умудрится опоздать, – ответила ей Кэтрин.
– Не стоит так говорить о своем женихе, – улыбнулся ей Марк.
Кэтрин поняла, что высказалась слишком прямо, и Пемброук подловил ее на этом.
– Если честно, то я всегда приезжаю слишком рано, а потом обвиняю его в том, что он опоздал.
– Теория относительности была впервые выдвинута в ходе наблюдения за поведением мужчин и женщин, ожидающих друг друга, – сострил Пемброук.
«Нет, – подумала Кэтрин, – он меня не подначивает, а просто пытается сбить с толку». А ей не хотелось, чтобы этот красивый и хитрый мужчина застигал ее врасплох.
– Температура так же относительна, – сказала она. – Мужчинам обычно слишком жарко там, где женщины чувствуют себя отлично. Почему бы вам не снять пиджак?
– Я предпочел бы этого не делать.
«Еще бы», – подумала она, так как уже успела заметить у него пистолет.
Лимузин прополз еще немного. Гренвил раздал напитки.
– Возможно, мы – единственные люди в стране, празднующие – как это называется? – День лояльности. Сегодня также Международный день закона, что-то вроде этого. – Он немного отпил из своего стакана. – Ведь большинство из гостей ван Дорна юристы, то есть люди лояльные, так что этот праздник нам, по-моему, подходит.
Джоан поморщилась.
– Не надо. Господи, какой это будет ужасный уик-энд! И зачем ван Дорн корчит из себя клоуна?
Она взглянула на Марка Пемброука. Тот улыбнулся.
– Я понимаю так, что мистер ван Дорн никогда не упускает возможности помотать нервы своим соседям.
Джоан большим глотком покончила со своим виски и спросила, ни к кому не обращаясь:
– Он опять собирается оглушать их из динамиков? Господи Боже! Как у меня от этого трещит голова!
– Ты лучше представь себе, как болит голова у них! – рассмеялся Том Гренвил.
– Это все довольно мелко. Джордж роняет себя в глазах окружающих, занимаясь подобными вещами, – заметила Кэтрин.
Джоан согласилась с ней:
– Он опять собирается его отмечать? Я имею в виду День поминовения. А потом Четвертое июля. О, Том, давай уедем из города. Я не переношу всех этих размахиваний флагами, маршей, фейерверков и прочего. На самом деле ничего веселого в этом нет. – Она вновь обернулась к Марку: – Англичане не стали бы заниматься такой ерундой, правда? Я хочу сказать, вы – люди цивилизованные.
Пемброук положил ногу на ногу и внимательно посмотрел на Джоан Гренвил. Она тоже посмотрела на него и впервые за весь вечер улыбнулась. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, затем Джоан повторила вопрос:
– Я хочу спросить, цивилизованные вы люди или нет?
Пемброук потер подбородок:
– Думаю, мы стали такими только в последнее время. Вы останетесь на все выходные?
Неожиданная смена темы разговора застала ее врасплох.
– Нет… Я хочу сказать, да. Мы можем остаться. А вы?
Он кивнул. Том Гренвил, казалось, не заметил того, что происходило между его женой и англичанином, так как подливал себе виски. В окно остановившейся машины постучали, и Гренвил опустил стекло. Полицейский в шлеме заглянул внутрь и спросил:
– Вы к ван Дорну или к русским?
– К ван Дорну, – ответил Гренвил. – Разве мы не похожи на капиталистов?
– Вы для меня все на одно лицо, приятель. Сворачивайте на малую дорожку и объезжайте этот балаган.
Гренвил отдал указания шоферу, и лимузин свернул в сторону.
Прежде чем подъехать к главному входу в русскую усадьбу, они проехали территорию Христианского союза молодежи, чьи закрытые теннисные корты когда-то наряду с ещё несколькими зданиями были частью Килленуорта. Гренвил сказал жене:
– Здесь сидят люди из ФБР. А ЦРУ использует «Гленгариф», дом для престарелых, расположенный чуть дальше.
– Ну и что? – отреагировала Джоан.
– Откуда вы это знаете? – поинтересовался у него Марк Пемброук.
– Просто знаю, – ответил, пожав плечами, Гренвил.