— Гордый король, — сказала осторожная Пенелопа, — я не заносчива и не безразлична, и собою владею. Но я слишком хорошо помню, каким ты уплывал с Итаки на длинновесельной галере. Что же, Эвриклея, вытащи большое ложе из спальни, которую он сам построил и застели ему поудобнее рунами и коврами.
Так она подвергла мужа испытанию. Но Одиссей взревел и обрушился на свою верную супругу:
— Пенелопа, твои слова ранят меня в сердце. Кто передвинул мое ложе? Даже опытный мастеровой затруднился бы, — если боги не сделали это для забавы, — и первый силач на свете его бы не приподнял. Кровать сделана с секретом, а сделал ее я сам собственноручно. Во дворе росла олива, высокая и развесистая, со стволом толще опорной колонны. Вокруг нее я построил комнату из тесаных прилегающих камней, а затем покрыл крышей и навесил тяжелые двойные двери. Я обрубил верхушку оливы, обтесал пень и гладко острогал его, сделав совершенно ровным. В нем я просверлил отверстия, и сделал из пня основание кровати, а ее я украсил золотом, серебром и слоновой костью и прикрепил раму пурпурными ремнями. Вот тебе и секрет ложа. Но я не знаю, стоит ли моя кровать там, где я ее оставил, или кто-то отпилил пень и передвинул кровать.
Ее колени подогнулись, сердце растаяло, когда она услышала это неопровержимое доказательство. Обливаясь слезами, она подбежала и бросилась на шею Одиссею, осыпая его поцелуями.
— Одиссей, — воскликнула она, — не сердись на меня. Ведь ты всегда понимал людские души. Наши беды от богов, они не хотели, чтобы мы прошли всю жизнь, от услад юности до порога старости, рука об руку. Но не огорчайся, что я не сразу бросилась тебе на шею, едва завидев тебя. Я всегда опасалась, что появится самозванец и заворожит меня своими россказнями. На свете столько проходимцев, и они не остановятся ни перед чем. Елена Аргивская, дочь Зевса, не бросилась бы в объятия своего заморского любовника, если б знала, что ахейские воины пойдут на войну, чтобы вернуть ее домой. Боги соблазнили ее и сбили с пути истинного. Сама она не решилась бы отдаться чужаку. Так начались и наши беды. Но сейчас все позади. Ты точно описал секрет супружеского ложа, а его знали только ты да я и одна служанка, Акторис, ее подарил мне отец и она сторожила нашу опочивальню. Ты убедил свою недоверчивую жену.
Слова Пенелопы растопили сердце Одиссея, и он зарыдал, обнимая свою верную прекрасную супругу. Если Посейдон потопит судно в море, как ликуют потерпевшие кораблекрушение при виде земли! Как рады матросы, пробившиеся сквозь буруны прилива, когда они выползают на сушу, покрытые коркой соленой пены, но живые и невредимые! Так радовалась и ликовала Пенелопа, вновь увидев своего мужа. Она обвила белыми руками его шею и не отпускала. Так, в слезах, и застала бы их розовоперстая Заря, если бы не яркоокая Афина. Она задержала ночь на западе, и на востоке не дала золотой Заре запрячь в колесницу Лампа и Фаэтона, двух жеребят с острыми копытами, влекущих колесницу Дня.
Наконец предусмотрительный Одиссей сказал жене:
— Дорогая, не все наши беды миновали. Меня ожидает тяжелый подвиг, и его предстоит свершить. Это предсказал мне Тиресий. Ведь я спускался в чертоги Аида и спрашивал его о будущем. Пошли в постель, дорогая жена, утешимся сладким сном в объятиях друг друга.
— Постель тебя ждет, — отвечала Пенелопа, — когда захочешь — ведь ты вернулся в родной дом. Но раз уж ты заговорил о новом подвиге, расскажи сейчас. Я все равно узнаю, так лучше сразу.
— Что тебе не терпится, — сказал он осуждающе. — Но я расскажу тебе все без утайки. Тебе это не понравится, да и я не в восторге от предсказания. Тиресий велел мне взять весло на плечо и бродить из города в город, пока я не найду народ, который не знает моря, не солит еду и не видал наших пурпурных кораблей, летящих на крыльях длинных весел. Я узнаю, что я достиг цели, когда попутчик спросит меня, зачем я несу лопату на плече. Там я воткну весло в землю и принесу Посейдону богатую жертву: быка, барана и племенного кабана. Потом я вернусь домой и принесу жертвы всем олимпийским богам по порядку. Тиресий предсказал, что смерть придет ко мне вдали от моря, и я умру в почтенной старости, окруженный благоденствующими подданными. Он поклялся, что все это сбудется.
— Одиссей, — сказала мудрая Пенелопа, — если Боги обещали тебе счастливую старость, можно надеяться, что наши несчастья минуют.
Так они беседовали, а Эвринома и няня при свете факелов мягко постелили постель. Они устроили удобное ложе, старая няня удалилась в свою каморку, а горничная Эвринома проводила супругов в опочивальню, светя им факелом. Она провела их в спальню и удалилась, и они радостно, как встарь, возлегли на знакомое ложе[89].
89