— Крепись и гони пустые страхи, — отвечала тень. — Его сопровождает наставник, которого дай бог каждому — сама Афина Паллада. Она посочувствовала твоему горю и послала меня тебе в утешенье.
Но проницательная Пенелопа спросила:
— Если ты внимала голосу бога и сама божественна, умоляю, расскажи и про его несчастного отца. Жив ли он и видит ли сиянье дня, или мертв и спустился в чертоги Аида?
— Об Одиссее — живом ли, мертвом, — мне сказать нечего, а попусту болтать я не хочу.
Тень выскользнула из комнаты, не открывая засова, но дочь Икария, внезапно проснувшись, нашла утешение в этом живом сне.
А ее кавалеры отплыли и вышли в открытое море, вынашивая планы убийства Телемаха. В широком проливе, на полпути от Итаки и до скалистого Зама, лежит каменистый островок Астер[23]. Хоть он и мал, есть там бухта с двумя фарватерами для доступа. Там и устроили ахейские лорды западню Телемаху.
Часть вторая
Путешествие Одиссея
Песнь V
Калипсо
Когда Заря поднялась с ложа своего супруга лорда Тифона и принесла сияние дня бессмертным и людям, боги собрались на совет у всемогущего Зевса-Громовержца. Пленение Одиссея в дому Калипсо тяготило сердце Афины, и она напомнила богам о постигших его бедах и несчастьях.
— Отец-Зевес и вы, блаженные бессмертные боги, — сказала она, — нет смысла монарху быть добрым, щедрым и справедливым. С тем же успехом он может предаваться беззаконию и тирании. Одиссей был по-отечески милосердным правителем, но сейчас ни один из его подданных и не вспоминает о нем. Он томится, забыт и заброшен, на дальнем острове, в тисках нимфы Калипсо, а уж она-то его не отпустит. До Итаки ему не добраться — нет у него ни галеры, ни гребцов, чтобы пересечь бескрайнее море. А его возлюбленный сын отправился в святой Пилос и в блаженный Лакедемон за вестями об отце, и его собираются убить на пути домой.
— Дочь, — отвечал Собиратель Туч, — ты судишь слишком яро и поспешно. Не ты ли сама так подстроила, чтобы Одиссей вернулся и отомстил? У тебя достаточно знания, силы и умения, чтобы возвратить Телемаха на родину целым и невредимым. А кавалеры вернутся себе не солоно хлебавши.
Зевес обратился к своему возлюбленному сыну Гермесу.
— Гермес, вестник богов, — сказал он, — передай наше окончательное решение Нимфе Прекрасные Косы. Многострадальный Одиссей должен отправиться домой. В пути ему не помогут ни люди, ни боги. Легко ему не будет: он своими руками построит плот и отплывет на нем. На двадцатый день, после многих тягот, он достигнет Схерии[24], богатой земли феакийцев, наших родичей. Они примут его, как бога и доставят на родину на своем корабле, одарив бронзой, золотом и тканями в таком изобилии, что затмит все троянские трофеи, даже если бы он получил их сполна по жребию и привез домой без урона. Я постановил, что он вновь увидит своих друзей и вступит в свой дом с высокой кровлей на земле отцов.
Зевес постановил. Его вестник, Аргусобойца, повиновался. Он завязал на ногах изящные сандалии из немеркнущего золота: в них он несся, как порыв ветра, над океаном или бескрайней землей. Он взял жезл, которым мог усыплять и пробуждать людей, и взмыл в воздух. За Пиерским хребтом он снизился и пошел на бреющем полете над волнами, как корморан, что срезает крыльями морскую пену, спускаясь за рыбой в разверстые пучины бурной стихии. Так Гермес несся по гребням волн, пока не достиг далекого острова Огигия[25]. Он ступил на берег из пурпурных морских вод и отправился ко гроту, где жила Нимфа Прекрасные Косы. Он застал ее у очага; в нем горел огонь и распространял по всему острову аромат кедровых поленьев и благоуханных дерев. Богиня пела своим прекрасным голосом и ткала на станке, водя золотым челноком. Перед входом в грот росла роскошная роща черных тополей, ольхи и благовонных кипарисов, а в ней гнездились длиннокрылые птицы: рогатые совы, ястребы, и языкатые кормораны — береговые птицы, охотящиеся за морской добычей. Обрамляя вход в пещеру, буйно разрослась лоза с огромными гроздьями спелого винограда. Находящиеся один подле другого, четыре родника сочились прозрачной водой. Их струи не смешивались, но по отдельности орошали участки сада. В зеленых муравах произрастали фиалки и сельдерей. В таком месте даже бессмертный остановится, зачарованный и восхищенный его красой. В изумлении остановился и Аргусобойца, вестник богов.
24
Схерия — видимо, современный Корфу. Этого мнения придерживались и в древности (Фукидид, Страбон) и в новые времена (Берар, Шеван, Брадфорд). Тогда Одиссей уснул в устье реки Эрмонес, и там встретил Навзикаю. Город феакийцев находился в десяти километрах от этого места, на восточном побережье Корфу. Там стоят и два порта с двух сторон перешейка — современная Гарица. Отсюда можно за один день доплыть до Итаки — расстояние около 70 миль (110 км). Батлер и другие считают, что Схерия — это Сицилия, что маловероятно. Мы будем и впредь тщательно следить за географическим аспектом путешествий Одиссея, ибо им немало интересовались англичане тех лет, да и не только они — вспомним Генриха Шлимана, открывшего Трою. Огромную роль сыграла в те дни и книга, а точнее, четыре аккуратных тома по-французски, напоминающих своей аппетитной пухлостью и графикой иллюстраций романы Жюль Верна, скажем, 'Двадцать тысяч лье под водой" и "Дети капитана Гранта" с их старомодными картами и французским ученым шармом Паганеля — "Финикийцы и Одиссея" Виктора Берара. Берар видел в "Одиссее" Гомера — греческое переложение точных финикийских лоций (periplous) Западного Средиземноморья, а в его герое — финикийского мореплавателя. (Берар видел в приключениях Одиссея описание семи важнейших проливов). Под влиянием этой книги и решил Джойс принять гомерову схему, где главный герой — Блюм — странник-семит, а поэт — Стивен Дедалус, "новый грек" (ничего общего с 'новыми русскими", зачастую семитами).