Подойдя к борту ничего не подозревающего американца под предлогом обмена новостями и почтой на десять метров, "Варяг" практически уравнял с ним скорость. С "Оклахомы" перелетела на "Варяг" пачка с газетами, а с "Варяга" на "Оклахому" первая четверка абордажников во главе с Балком. Как водится, первый блин прошел комом, так как от увиденного у рулевого "Оклахомы" дрогнула рука, и пароход медленно покатился от "Варяга". Первой и второй четверок хватило для взятия под контроль рубки, и "Оклахома" был положен в дрейф. Хотя это и обошлось в одного выбывшего из строя казака, неудачно приземлившегося на световой люк и сломавшего себе ногу, операцию сочли успешной. На вопрос проснувшегося капитана "Оклахомы" — "Что здесь происходит, и кто вы вообще такие", Балк представился как мичман с русского крейсера "Варяг". На что капитан сказал, что в "Летучего голландца" он еще, может, и верит, а вот "Варяг" уже десять дней как на дне, подтвердив, что во-первых, катер с доктором до Шанхая дошел, и во-вторых, сообщению о гибели "Варяга" поверили.
Так или иначе — первый блин хоть и комом, но испекли. По результатам тренировки добавили еще пару канатов, и теперь за раз с "Варяга" десантировалось до двенадцати человек. Сейчас "Оклахома", переименованный варяжскими острословами в "Охламона", крейсировал в десяти милях от "Варяга", ближе к японскому берегу, под командой бывшего штурмана "Корейца" мичмана Бирилева. Ему и командовавшему крейсирующей мористее "Марьей Ивановной" мичману Петру Губонину было приказано при появлении крейсеров дать серию из трех ракет черного дыма и не путаться под ногами у "Варяга", когда тот пойдет на перехват.
Еще одной жертвой "Варяга" стал японский каботажный пароход "Сикоко-Мару" на полторы тысячи тонн, оказавшийся в плохом месте в плохое время. Он был зафрахтован флотом и шел с грузом рыбы и риса в Йокосуку, так что теперь до Владивостока о питании команды можно было не беспокоится, хотя меню и будет несколько однообразным. После перегрузки провизии на "Варяг" он был утоплен подрывными патронами. В этот раз операцию по десантированию решили не проводить, так как море было не слишком спокойно, и остановили его традиционным выстрелом под нос с последующим подходом досмотровых партий на лодках…
****
— Всеволод Федорович, Всеволод Федорович! Вам плохо? Позвать врача?
— Да нет, не хуже, чем обычно, а в чем дело?
— Да я уже с пару минут вас зову а вы не отвечаете, нельзя же так пугать людей, право слово!
— Простите, задремал, наверное, разморило на солнце, или просто задумался не на шутку, сам не пойму. А по какому поводу вы на этот раз мой хрупкий сон прервали, разлюбезный мой Вениамин Васильевич?[45] Чем-то еще недовольны?
— Это уже не важно, на горизонте у берега дым. Много. И с "Марьи Ивановны", тьфу, черт, привязалось, с "Мари-Анны", дали серию ракет. Кажется, началось, вы опять угадали.
"Еще бы не угадать-то, посидел бы ты, милай, на Цусимском форуме[46] с мое…", — пронеслось в мозгу Руднева.
Осторожно, на экономичных двенадцати узлах, на плавно сходящихся курсах "Варяг" начал красться в сторону добычи с расчетом сблизиться с жертвами в начале сумерек. В сторону "Охламона" с "Варяга" ушла ракета былого дыма, по которой он должен был идти в сторону берега, и ждать дальнейшего развития событий.
****
На борту "Ниссина", шедшего в кильватере "Кассуги" с отставанием в шесть кабельтовых, потомок старинного самурайского рода Масао Секари проводил очередное занятие корабельного клуба кен-до. По левому борту крейсера на горизонте величественно вздымались берега страны Ямато на фоне подсвеченных заходящим солнцем облаков. Миссия по перегону крейсеров на родину была почти завершена. Хотя до Йокосуки и оставалось еще двое суток хода, до берегов родной Японии было рукой подать. Его благодушно расслабленное настроение разделяли и остальные десять любителей помахать бамбуковыми мечами, нашедшиеся в немногочисленной перегонной команда. Еще на пути в Италию они сошлись на почве общего интереса к кен-до и при приемке крейсеров попросили записать их всех на один корабль. С тех пор каждый свободный день, которых было, увы, немного, до заступления на вахту, на носу крейсера под стволами башни главного калибра разворачивалось представление древнего японского искусства. Взлетали и падали с криками "Киа!" бамбуковые мечи, снова и снова отрабатывались приемы защиты и нападения, и каждый раз семейная катана рода Секари, передающаяся из поколения в поколение, занимала свое почетное место на стене импровизированного додзе, открытого соленым ветрам. Если броневую переборку башни главного калибра под стволом восьмидюймового орудия можно назвать стеной, конечно. Но сегодня внимание занимающихся, да и самого Масао, было отвлечено долгожданной встречей с Родиной. Никто из находившихся на борту европейцев, каковых и было большинство, не мог понять, почему встреча с Японией вызвала у заказчиков такой трепет. На обращенном к берегу борту, с того момента, как на горизонте появилась земля, постоянно можно было найти кого-то из японцев. Вот и сейчас вместо полной концентрации на мече и дыхании сам Масао время от времени бросал взгляд на берега Японии, которые он вынужден был оставить почти на год.
На приближающийся с правого борта крейсер поначалу особо не обратили внимания, ну мало ли кораблей идет по своим делам у берегов Японии? Судя по силуэту, не японец, больше всего напоминает до боли знакомый тип "Дрейк". Один из этих детищ британского кораблестроения шел вместе с ними первую половину пути, защищая от возможной наглости русского отряда во главе с Вирениусом.[47] Поэтому по мере приближения незнакомца основной мыслью было, что это или их недавний провожатый "Кинг Альфред" или кто-то из однотипных ему кораблей. К сожалению, темнота надвигалась быстрее неизвестного корабля, и спор на мостике затягивался. Для японской же части команды виды Японии с противоположенного борта были гораздо интереснее. А большая часть свободной от вахты команды мечтали только о сне и о скором вознаграждении за долгий и опасный вояж, ждущем их в Йокосуке послезавтра.
Когда с приближающегося корабля в рупор прокричали на английском, — "Привет старым знакомым, не поделитесь ли свежими газетами по старой дружбе, а то мы уже три недели в море", то тот из итальянских сигнальщиков, что ставил на "Кинга", протянул второму руку за выигранными двумя лирами. Британский вахтенный офицер Чарльз Боссет, командовавший крейсером, пока капитан Пейнтер отдыхал в каюте, приказал снизить ход до пяти узлов и идти прямо. С подошедшего крейсера прямо в глаза находящихся на мостике ударил слепящий луч прожектора. Боссет про себя выругал бесцеремонность офицеров Роял Нейви, ведь еще не настолько стемнело, зачем так нагло себя вести? Не иначе на вахте этот грубиян Кларк, который в Сингапуре проиграл в покер тридцать фунтов. Теперь отрывается как может, неудачник. Проигравший сигнальщик, Тони Балдасара, на ходу засовывая в парусиновый мешок свежие газеты, если так можно говорить о прессе недельной давности, понесся на бак. "Кинг Альфред" медленно нагонял "Ниссин", и по мере сближения что-то все больше казалось Боссету неправильным в силуэте приближающегося в сумерках с подветренного правого борта крейсера. Чертов прожектор, надо будет пожаловаться потом на этого идиота Кларка! Но окончательно мысль о слишком низком борте и изменившихся с последней встречи очертаниях мостика сформировалась в измученном постоянным недосыпом (крейсера перегонялись с очень маленькими экипажами, спать было просто некогда) мозгу слишком поздно. На борту приближающегося крейсера сверкнул топор, перерубающий держащий колосник конец, и тот закачался на гафеле, а на ветру заполоскался Андреевский флаг. Одновременно на "тарзанках" на борт "Ниссина" с криком перелетели с дюжину человек. Пока итальянский рулевой хлопал глазами, пытаясь понять, зачем и что перебрасывают с подошедшего крейсера к ним на борт в ответ на полученную почту, успела перелететь и вторая дюжина. С третьей так не повезло, Боссет толкнул вперед ручки машинного телеграфа на "Полный вперед" и, отшвырнув в сторону оцепеневшего Джованни, крутанул руль влево. Но махина с водоизмещением в восемь тысяч тонн имеет соответствующую массе инерцию, да и не во всех котлах поддерживали пары, так что "полный вперед" — это было скорее благое пожелание. Так или иначе, из третьей дюжины десять абордажников успели попасть на борт "Ниссина". Не повезло двоим замешкавшимся, после удара о борт "Ниссина" оба полетели в воду, и теперь их единственным шансом было не попасть под винты и дождаться, не замерзнув насмерть, подходящей к месту абордажа "Мари-Анны". Утонуть им не давали предусмотрительно надетые пробковые жилеты.
47
Отряд Вирениуса в составе броненосца "Ослябя", крейсеров "Аврора", "Дмитрий Донской" и миноносцев шел на Дальний Восток параллельно с "Ниссином" и "Кассугой". Перед надвигающейся войной обе стороны пытались максимально усилить свои флоты. Корабли даже одно время вместе стояли в одном порту.