Вскоре все было кончено. Стоя на окровавленной палубе, Влад окинул взором простирающееся перед ним море. Другим лодьям удалось взять на абордаж еще один дромон, на палубе которого подходила к концу кровавая бойня. Еще три дромона, на всех парусах,стремительно уходили в открытое море. Хищная улыбка озарила лицо Влада и он, грохоча сапожищами, спустился в трюм. Почти сразу он наткнулся на амфору с вином и, сковырнув пробку, тут же опорожнил ее до половины. Остаток вина жупанич, выйдя на палубу, вылил за борт в дар Морскому Царю.
- В трюме есть зерно, сушеное мясо и оружие, - крикнул он, привлекая внимание своей команды, - и, конечно же, вино! Берите все, что вам по нраву – сегодня нам будет чем отметить победу над ромейским флотом.
Огромные костры бросали яркие отблески в черную воду – здесь, средь лагун и островков в устье Вардара Влад праздновал со своими людьми. Вино лилось рекой, на вертелах жарились туши свиней и баранов, отобранных у солуньских крестьян. Некоторые из этих крестьян также оказались на пиру – хотя вряд ли кто из них обрадовался такой чести.
-Услышь же меня, о Мать Земли и Моря, Дарующая и Отнимающая жизнь. Возьми жизнь этого ромея и не оставь нас своей благостью.
Острый нож перечеркнул горло очередного пленника и тот, булькая вытекавшей из раны кровью, рухнул в реку и вскоре исчез, уносимый течением. Он был не первым – несколько трупов с перерезанными горлами ниже по течению, застряли в зарослях тростника. Множество рыб и морских птиц собирались на обильную поживу, тогда как другие птицы терзали тела ромеев, принесенных в жертву Велесу – для чего их и вздернули на виселицы, обустроенные в ближайшем лесу. На дубовых колодах лежали головы и иные части тел людей, принесенных в жертву Перуну. Бойники, обряженные в волчьи шкуры и сами походившие на волков, коих они почитали за кровных братьев, причащались кровью и пожирали человеческое мясо. Жертвы Морскому Царю Влад принес еще раньше, утопив в Солуньском заливе больше сотни греков.
Не больше года минуло с тех пор как жупанич Влад встретил бойников в аркадских горах, но сейчас молодому предводителю казалось, что он прожил новую жизнь. После того как его собственная дружина объединилась с бойниками, а сам он взял в «лесные жены» Вештицу, в ватагу Влада влилось еще несколько мелких шаек, промышлявших на Перешейке. Там же Влад построил две новые лодьи и, впервые со времен возвращения из Италии, вышел в море. Несколько месяцев он грабил купеческие суда на островах Эгеиды, опустошал прибрежные селения, разорял окрестности Солуни и иных городов. Удачливого и жестокого вождя приметили многие – несколько шаек морских разбойников добровольно встали под его начало,другие же присоединились после того, как Влад убил в поединках трех пиратских капитанов. Вскоре он уже владел собственным флотом – сильнейшим из всех пиратских флотилий Эгейского моря. Он уже подумывал о том, чтобы подняться к предместьям Царь-города – добыча, полученная там, могла превзойти его самые смелые мечты, - когда ему поступило иное предложение.
С месяц назад к Владу прибыли посланцы Ратмира – князя драговичей, той их ветви, что расселилась в окрестностях Солуни. Влад уже знал его – иные из лихих хлопцев, которым было тесно в родных селениях, примкнули к жупаничу в его морских набегах. Именно через этих соплеменников нашелся выход на князя, которому Влад нет-нет, да сбывал добычу. Однако сейчас Ратмир вынашивал более величественные замыслы, важное место в которых отводилось и Владиславу. Несколько месяцев назад в Константинополе был замучен князь драговичей Пребуд – и его преемник решил отомстить ромеям взятием второго из городов империи – Фессалоники-Солуни. За минувший век славяне пытались взять это город несколько раз,- и сами и с аварами, но всякий раз откатывались, неся большие потери. Сейчас же Ратмир был преисполнен решимости завершить начатое его предшественниками. Князь драговичей заключил союз со струмлянами, велегезитами и северными сагудатами, договорившись с ними об осаде города. Важное место отводилось и флоту Влада, что должен был прервать сообщение Солуни с Царьградом, а заодно навести страху на всех, кто осмелился бы выйти в море.