– Я,— ответил Коля.
– Пол мыл?
– Мыл.
– А почему он такой грязный?
Коля промолчал.
– На столе пепел, на полу окурок.— Майор показал пальцем чинарик.
Окурок бросили на пол, после того как Коля помыл пол.
– Один рябчик.— И майор поднял палец вверх.
Коля смотрел на старшего воспитателя.
– Не знаешь, что такое рябчик?
– Нет.
– Это значит — еще раз дневальным, вне очереди. Теперь ясно?
– Ясно.
– Прописку сделали?
Коля молчал. Ребята заулыбались.
– Сделали, товарищ майор,— ответил цыган.
– Кырочки получил?
– Получил,— теперь ответил Коля.
– Какую кличку дали?
– Камбала,— ответил Миша.
Майор улыбнулся.
– Вопросы есть? — Только теперь воспитатель стал серьезным.
– Нет,— ответили ребята.
Майор ушел.
– Вот так. Камбала, от Рябчика рябчик получил. Для начала неплохо. Завтра будешь опять дневальный,— сказал Миша.
Оказывается, у старшего воспитателя кличка Рябчик.
Камеру повели к Куму. Так в тюрьмах и зонах зовут оперуполномоченных. Коля лихорадочно соображал, спускаясь по витой лестнице, какой бы ему выкинуть у Кума номер. Он решил рассмешить ребят и шутовской ролью поднять себя.
Кабинет Кума — в одноэтажном здании. Рядом с кабинетом — комнаты для допросов. В одну ребят и закрыли. В ней — стол, и с противоположных сторон от него к полу прибито по табурету. Один для следователя, другой — для заключенного…
Миша и цыган сели на табуреты, остальные притулились к стенам и вполголоса разговаривали.
К Куму малолеток привели для беседы: если есть нераскрытые преступления, чтобы рассказали, а он составит явку с повинной.
– Ребята, — обратился Коля к пацанам, — я притворюсь дураком, а вы подтвердите, что у меня не все дома.
Ребята засмеялись, предвкушая прикол, весело глядя на Петрова. Они не сомневались, что он исполнит роль дурака.
– Давай, Камбала, делай, — вставая с табурета и закуривая, одобрил Миша.
К Куму Коля пошел третьим. Отворив дверь и держась за ручку, Петров стал шаркать у порога ногами, будто вытирая их о тряпку. Но тряпки не было. Сняв шапку, переступил порог и затворил дверь. Щурясь от яркого освещения, сказал:
– Здрасте. Вы меня звали? — и часто-часто заморгал.
– Садись. — Кум мотнул головой в сторону стула, стоящего перед ним.
В кабинете стояло несколько стульев, и Коля сел на один из них.
– Нет-нет, вот на этот, — быстро сказал Кум, жестом показывая на стул, на который надо было сесть Коле.
– А-а-а, — протянул Коля, вставая со стула и пересаживаясь. — На этот так на этот.
Кум внимательно рассматривал Петрова, стараясь понять, что за подследственный сидит перед ним. А Коля, окинув взглядом располневшего Кума — ему было лет тридцать пять, — достал из коробка спичку и стал выковыривать грязь из-под ногтей, а потом начал ковырять этой же спичкой в зубах.
Понаблюдав за Петровым, Кум спросил, откуда он и за что попал.
Коля был немногословен.
– Вот тебя посадили за воровство, — начал Кум, — может, у тебя есть еще кражи, о которых органы милиции не знают. Давай по-хорошему, расскажи, если есть. Я составлю явку с повинной. Если преступления несерьезные, тебе за них срок не дадут. Они пройдут по делу, и все. Материальный ущерб придется возместить, но зато у тебя будет совесть чиста.
Кум говорил, внимательно наблюдая за Петровым. А когда кончил, то Коля, подумав немного, сказал:
– Говорите, срок не дадут. Вот дурак, почему я не совершил хотя бы еще одну кражу. А сейчас бы рассказал, а вы бы повинную состряпали, и мне бы срок не дали.
– Нет, ты меня неправильно понял. За преступления, которые ты совершил, сажать тебя или освобождать, будет решать суд. Я говорю, если ты добровольно расскажешь о нераскрытых кражах, тебе за это срок не дадут.
– А-а-а, понял-понял. Я-то думал, если хоть в одной краже признаюсь, меня вообще освободят. Не-е-ет, тогда зачем признаваться, да еще денежный ущерб возмещать.
– Значит, у тебя есть нераскрытые кражи, раз так говоришь. Давай, рассказывай. — Кум взял авторучку. — Я запишу, может, и ущерб возмещать не придется.
– Надо подумать, — Коля давно заметил на столе пачку «Казбека». — Да, надо подумать. Я волнуюсь. Вдруг не вспомню. Вы не дадите закурить?
– Закуривайте, — добродушно сказал Кум и открыл перед ним пачку.
Вместо одной Коля взял две папиросы и одну сунул в карман. Прикурип, он затянулся, сдвинул брови и чуть погодя сказал:
– Да, одну вспомнил, — и посмотрел на Кума.
– Рассказывай.
– Прошлым летом я полмешка овса с поля тяпнул.
– Да нет, — перебил его Кум, — я не о таких кражах спрашиваю.
– А-а-а, понял-понял, — Коля снова затянулся, — вам убийства, изнасилования надо?
– Да не обязательно убийства. Кражи, кражи, я говорю.
– Ну а убийства, изнасилования тоже можно?
– Ты что, и о таких преступлениях знаешь? Был участником?
Коля задумался, глотнул дыма, почесал за ухом и сказал:
– Был участником и сам совершал. Вы повинную точно сварганите?
– Точно. Это моя работа. Говори, — и Кум взял авторучку.
– Прошлым летом мы чужих кроликов убивали и а лесу жарили. Вкусные, черти. А есть еще и изнасилование. Курицу, — Коля сделал паузу, — я того.
Кум в недоумении смотрел на Петрова. Никто ему таких явок с повинной еще не делал. А Коля в душе хохотал. Чтобы не рассмеяться, он упал со стула и задергался в «припадке», пуская изо рта слюну.
Кум вышел в коридор и сказал разводящему, чтобы ребята помогли Петрову выйти из кабинета.
Когда Миша и цыган вошли в кабинет, «припадок» у Коли кончался. Они взяли его под руки и, уводя, сказали Куму:
– Он у нас того…
В камере Коля рассказал, как сыграл у Кума роль дурака. На короткое время он заставил малолеток обратить на себя внимание. Он был герой на час. Но дальше все пошло по-прежнему. Его по-прежнему угнетал цыган. Но теперь цыгана часто одергивал Миша, говоря:
– Вяжи, в натуре, ты с ним надоел.
И все же ребята смотрели по-другому на Петрова. Смеху это не нравилось. Он боялся, а вдруг Камбала выше его поднимется.
В стране был модным танец шейк. Коля как-то сказал, что умеет его танцевать. И его попросили сбацать. И каждый день под аккомпанемент ложек, кружек и шахматной доски он стал танцевать шейк. А ребята пели песню.
И Смех развлекал камеру. У него — неплохой голос, и он, аккомпанируя на шахматной доске, исполнял песни. Его любимая была:
А я еду, а я еду за туманом,
За туманом и за запахом тайги.
Некоторые слова изменены, и он пел:
А я еду, а я еду за деньгами,
За туманом пускай едут дураки.
Иногда ребята занимались спортом. От табурета отжимались. Говорили, что никому не отжаться сто десять раз, если начинать с одного, потом обходить вокруг табурета и от подхода к подходу увеличивать отжимания по одному до десяти, а затем уменьшать и дойти до одного. Коля уверенно сказал: «Смогу», и слово — сдержал. И опять — герой на час.
Коля долго не мог уснуть. Он лежал с головой под одеялом. Начал засыпать. Вдруг шепот. Сон сняло. Михаил с цыганом переговаривались. Коля стянул с головы одеяло и посмотрел: виден цыган. Он лежал на боку и что-то разглядывал. Потом сказал: «На», — и протянул Мише небольшую, блестящую, сильно отточенную финку.
Коля напугался: «Настоящий нож».
Миша спрятал финку.
– Федя, что-то Смех оборзел. Он кнокает Камбалу. А Камбала-то лучше его. Он просто с деревни. Давай скажем ему, если Смех шустранет, пусть стыкнется. Я уверен, Камбала замочит ему роги.
– Давай. Я балдею, когда дерутся.
– Буди его.
Федя взял с вешалки шапку и бросил в Петрова.
– Камбала, Камбала, проснись.
Коля откинул одеяло.
– Чего?
– Слушай, Камбала, — начал Миша, привстав с кровати. — Что ты боишься Смеха? Не бойся. Можешь стыкнуться с ним, Мы не встрянем.