Но вот малолетка надел шапку, и Глаз узнал в парне совсем другого. Это был бывший бугор отделения букварей Томилец.
– Ты откуда?
– Из Златоуста. Мне год и девять месяцев добавили. Везут на зону. В Грязовец какой-то. Ладно, об этом потом поговорим. Сейчас,— Томилец проговорил ему в самое ухо,— надо у пацанов кой-какие кшки взять.
Малолетки сидели молча. На одном из них была темно-синяя нейлоновая рубашка. Она Глазу понравилась.
– Ее,— Серега кивнул в сторону обладателя рубашки,— я заберу себе. Больше мне ничего не нравится.
Томилец с Глазом решили действовать сразу. А то в челябинской тюрьме они с этим парнем могут в камеру не попасть.
– Слушай, парень,— начал Томилец,— не отдашь мне свою рубашку? Придешь на зону, тебе выдадут колонийскую робу.
– Возьми,— добродушно сказал парень.
Глаз таким же образом забрал у другого пацана новенькие кожаные туфли, после обмена пожав парню руку.
В тюрьме их посадили в одну камеру. Камера была большая. Мест на шконках не хватало, и парни спали на полу. На день с пола матрацы складывали на шконку в кучу. В камере сидело больше десяти человек. Все парни были хорошо одеты. С них, видать, еще шмотки никто не снимал. Глаз с Томильцем переглянулись. Кишки были лучше, чем на них. Надо раздеть этих ребят. Ишь, прибарахлились. Глаз таких шмоток на воле не носил. А ему хотелось по этапам шикарно одетому кататься. Глаз с Томильцем расспросили пацанов, откуда они, какой режим, какие сроки, есть ли кто по второй ходке. Ребята были с разных областей. Сроки в основном были небольшие.
После ужина Томилец подошел к парню, который спал на шконке в самом углу, и сказал:
– На эту шконку лягу я. Забери свой матрац.
Парень покорно взял матрац, даже возражать не стал, хотя и был здоровый. Глаз тоже лег на шконку рядом с Томильцем. Под вечер Томилец сказал Глазу:
– Сегодня кишки у них забирать не будем. Завтра. Вон у того, рыжего, я возьму куртку. А вот у того, что через две шконки, свитер. И еще я возьму синий пиджак.
– Серега, куртка тебе мала будет. Ее возьму я.
– Тише говори. Куртка будет мне как раз.
– Ну Бог с ним. Уступи куртку мне.
– Нет, куртку я себе возьму.
– Но ты лепень путевый берешь.
– Глаз, хрена ли ты из-за куртки пристал?
И Томилец с Глазом чуть не поругались. Томилец куртку не уступил. Тогда Глаз решил взять себе черный костюм и розовую нейлоновую рубашку.
Утром после завтрака Томилец культурно попросил свитер. Парень ему отдал. Затем у другого он спросил пиджак. Тот не раздумывая тоже отдал. А куртку рыжий парень зажал.
– Ты, в натуре, пацан.— начал Томилец,— что ты жмешь куртку? Ты в ней только до зоны доедешь.
И Томилец уговорил парня. Взамен он отдал вещи похуже. Так же спокойно и Глаз обменялся, хотя у него были отличные вещи. Но ему хотелось еще лучше.
К вечеру кончилось курево. Стало скучно. С куревом веселее.
– Так, парни, — вышел на середину камеры Глаз, — к завтрашнему утру я берусь достать курева. Сейчас я притворюсь больным, вы стучите, и меня заберут в больничку. Там я достану курева.
Пацаны постучали. Пришел дубак.
Через полчаса появилась медсестра. Она подошла к Глазу. Он лежал на куче матрацев, поджав к животу ноги.
Глаз знал, как надо косить на аппендицит. Его научил Доктор.
– Что у тебя болит? — спросила медсестра.
Глаз кривил лицо.
– Живот, — еле выдавил он.
– Расстегни брюки. Вот так.
Сестра мяла живот. Глаз молчал. Потом сильно надавила и спросила: «Больно?». Глаз ответил: «Нет», но застонал. Медсестра не верила, что у Глаза аппендицит, и решила точнее проверить.
– Ну-ка, — сказала она, — выпрями ноги.
Глаз попытался, но не смог, и застонал.
– Хорошо, — сказала медсестра, — я забираю тебя в больницу. Пошли помаленьку.
Глаз попытался встать. Но тут же пал на бок, застонав.
– Не могу идти.
– Сейчас принесут носилки, — сказала медсестра и вышла в коридор.
Парни молча наблюдали за Глазом. Когда захлопнулась дверь, Томилец засмеялся и тихо сказал:
– Ну, молодец — Глаз. Хитрый Глаз. Ловко ты.
Пацаны с восторгом смотрели на Глаза.
В дверях щелкнул замок. На пороге медсестра.
– Давай помаленьку дойдем до носилок, — сказала она Глазу.
Он попытался встать, но упал, заскрежетав зубами. Два работника хозобслуги занесли носилки в камеру. Парни положили на них Глаза, и взросляки понесли его. На лестничных площадках разворачивать носилки неудобно, и работники хозобслуги кряхтели. А Глаза разбирал смех. И он, прикрываясь рукой — хотя мужики и видели это, — смеялся.
Как только его занесли в палату и положили на кровать, он сразу у больных спросил курева.
– Да что ты, парень, какое курево! В палатах не курят. Мы у тебя хотели спросить.
Глаз с куревом пролетел, но настроение не упало. Он лежал и смеялся, как обманул медсестру и как его несли на носилках по лестницам.
В палате пять мужиков. И Глаз стал читать стихи. Мужики слушали и тихонько смеялись. Глаз стихи читал громко, и надзиратель сказал:
– Какой ты больной, болтаешь без умолку.
Утром Глаза отвели в камеру, не спросив даже, болит ли живот.
После обеда Глаза с Томильцем забрали на этап. В бане они узнали, что Мах, бывший вор седьмого отряда, подзалетел за драку и Мехля тоже. Глаз с Томильцем передали Маху через работника хозобслуги привет.
В свердловской тюрьме их вновь посадили в одну камеру. Через несколько дней Глаза забрали на этап.
– Ну, давай. Жду в Грязовце, — сказал, прощаясь, Томилец.
Этап малолеток из свердловской тюрьмы был большой. Отправляли человек двадцать. Все пацаны из Свердловска и Свердловской области. Малолеток посадили в боксики. У каждого пацана — увесистый кешель. «О, свердловские куркули! Надо будет вас потрясти»,— подумал Глаз.
Но свердловчане не один месяц сидят вместе. Друг друга хорошо знают. Трясти кешели одному Глазу будет нелегко. «Ладно, — решил он, — сядем в «Столыпин» — поглядим».
В «Столыпине» малолетки заняли целое купе. По второму заходу только один. Сильно здоровых нет.
– Так, ребята, — приступил Глаз, — в какие зоны идете?
– Не знаем, — ответил парень, что был побойчее всех.— А ты?
– Я тоже не знаю. В какую-нибудь попадем. Вы, главное, не коните. Со мной не пропадете. У меня во многих зонах есть кенты. Так что держитесь меня. Я дам поддержку. Конечно, не все идем в одну зону. Это ясно. Режимы-то разные. Но кто пойдет со мной, не пропадет. А ты, я вижу, шустрый. В зоне будешь жить хорошо. У тебя как кликуха?
– Черный.
– Так что, Черный, все будет в ажуре. — И Глаз подмигнул.
Черному надо польстить. Он как-никак у пацанов пользуется авторитетом.
Поговорил Глаз и с парнем, что по второй ходке. Парень не шустряк — Глаз это сразу понял.
– Ну тебя-то учить не надо, сам знаешь, что к чему, — похлопал он его по плечу.
Навешав желторотым лапши на уши, Глаз залез на вторую полку и лег к перегородке. В соседнем купе ехали взросляки. Их везли в крытку. В Тобольск. Взросляки спросили Глаза, не подкинет ли он чего из теплой одежды.
– Щас сделаем, — ответил Глаз.
Теперь вещи у малолеток можно забрать, прикрываясь взросляками. Часть отдать им, часть оставить себе.
Глаз спустился вниз к Черному.
– Спроси у ребят шерстяных носков. Носки-то должны быть.
– Гоня, у тебя носки шерстяные есть? (Гоня был тощий и белобрысенький.)
– Есть.
– Дай, отдадим крытникам.
Гоня покопался в кешеле и протянул Глазу шерстяные носки. Первый кешель развязался.
– Ребята,— теперь Глаз обращался уже ко всем,— у кого есть шерстяные носки? Надо помочь взрослякам. Ну, что сидите? Куркули, что ли?
Пацаны зашевелились. Несколько человек протянули Глазу носки. Глаз опять залез на вторую полку.