Тяжело вздохнув, Страйкер сел обратно и стал ждать ее возвращения.
Когда она вошла, его дыхание прервалось. Хрупкая и хорошенькая, она была прекраснее самой Афродиты. Ее зеленые глаза сверкали в тусклом свете, пока она не двинулась, зажигая больше ламп.
Ее улыбка сияла, мгновенно заставив его грустить от осознания того, что он больше никогда не увидит ничего более захватывающего.
— Почему ты сидишь в темноте?
Страйкер прочистил горло, но тяжелый ком в животе стал еще плотнее.
— Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
Зефира положила свертки на стол.
— Мне тоже. Я…
— Нет, пожалуйста, позволь мне договорить.
Нахмурившись, она замерла на месте.
— Мне не нравится твой тон, Страйкериус.
Ей никогда не нравилось слышать строгость в его голосе. Вот почему он так старался не показывать ей эту сторону себя.
— Знаю, но то, что я хочу сказать, не может ждать.
Зефира подбежала к нему и тонкими пальчиками разгладила морщинки на его лице.
— Ты выглядишь таким серьезным.
Его язык, казалось, настолько распух, что он боялся им подавиться. Все, чего он хотел, — это обнять ее и держать так вечно.
Вместо этого он собирался разбить им обоим сердца.
Это должно быть сделано. Образ того, как на нее нападают, пронзил его со столь грубой яростью, что он вздрогнул. Страйкер не сомневался, что его отец осуществит свою угрозу.
Он глубоко вдохнул для храбрости и выдавил из себя:
— Я ухожу.
— Хорошо, акрибос. Когда ты вернешься?
Он положил руку ей на плечо, чтобы успокоиться.
— Я не вернусь. Никогда.
Свет исчез из ее глаз, и это подействовало на него как удар кулаком в горло.
— Что?
— Мой отец запланировал на завтра мою свадьбу. Если сегодня ночью я не уйду и не разведусь с тобой, он убьет тебя и ребенка.
Гнев исказил ее прекрасные черты, превращая лицо в маску Медузы Горгоны.
— Что! — заорала она, отталкивая его.
Страйкер протянул к ней руку.
— Мне жаль, Фира. У меня нет выбора.
Она ударила его по руке.
— Конечно, есть. У всех есть выбор.
— Нет, у нас — нет. Я не хочу оставаться здесь и смотреть, как ты умираешь.
Зефира зарычала, кривя в отвращении губы:
— Никчемный трус.
Это воспламенило его собственный гнев.
— Неправда.
Она сильно ударила его по лицу.
— Ты прав. Быть трусом стало бы для тебя шагом вперед.
Страйкер стоял, с горящими щеками слушая, как она его поносит. Он не мог даже слушать эти оскорбления. Только слова «жалкий», «никчемный» и «трус» вновь и вновь звенели в ушах.
— Я поступаю так, чтобы защитить тебя и ребенка. Я должен быть уверен, что вы оба будете в безопасности.
— Нет никакого ребенка, — выплюнула она. — У меня случился выкидыш.
Он пошатнулся.
— Когда?
— Этим утром.
— Почему ты мне не сказала?
— Сейчас говорю. Так что об этом можешь не беспокоиться. Нет ребенка, нуждающегося в отце-трусе.
— Я не трус!
Зефира снова его оттолкнула.
— Отойди от меня, ты, жалкое подобие мужчины. Ты мне здесь не нужен. Боги, не могу поверить, что оказалась достаточно глупа и пустила тебя в свою постель. Достаточно глупа, чтобы доверять тебе.
— Я люблю тебя, Фира.
Она схватила чашу со стола и швырнула ему в голову.
— Лжец! Ты мне отвратителен!
Она буквально вытолкала его за дверь, захлопнув ее перед его лицом. Но не раньше, чем швырнула ему свое обручальное кольцо.
Страйкер стоял по другую сторону двери, слыша, как внутри Зефира ломает и бьет вещи. Он прижал раскрытую ладонь к дереву, отчаянно желая открыть дверь. Но зачем? Теперь она его ненавидит.
Но не так сильно, как он сам ненавидит себя.
— По крайней мере, ты спасена. — Он оставил ей достаточно денег. — И если ты ненавидишь меня, то не будешь по мне тосковать. — Страйкер склонил голову к двери и схватился за ручку, чувствуя, как катятся слезы, страстно желая открыть ее и вернуться к Зефире.
Если бы он только мог.
Он достал плитку с ее изображением и всмотрелся в ее лицо, прежде чем коснуться ее последним поцелуем, затем повернулся и пошел прочь.
Зефира задыхалась, Страйкер покинул ее разум, оставляя ее с последним образом — он, сжимающий ее портрет в своей руке, и то, как он поворачивается и покидает их хижину.
Она прищурилась.
— Твой отец угрожал меня изнасиловать?
— Так он сказал. Не было причин думать, что он шутит.
Ее гнев исчез под волной удивления.
— Ты защищал меня.
— Вот что я пытался до тебя донести. Почему же еще я мог тебя оставить, когда ты была единственным, ради чего я жил?
Злясь на весь мир, она толкнула его в бок.
— Оу! — дернулся Страйкер. — Это за что?
— За то, что ты такой придурок. Ты все время держал это в секрете, и если сделаешь так снова, я тебя выпотрошу, клянусь.
— Тебе было четырнадцать, — бросил он, защищаясь. — Я думал, что если скажу тебе об отцовской угрозе, ты будешь в ужасе.
Он был прав. Особенно учитывая тот факт, что прежде на нее уже нападали. Вот почему она так его любила. Он защищал ее, а она ненавидела его за то, что он ушел. Страх в ее душе, что она окажется не в силах защитить себя или Медею… Вот еще одна причина, по которой она слилась с галлу. Она хотела получить силу, чтобы защитить дочь. Быть уверенной, что ни один мужчина никогда не принудит ее.
Все еще злясь, она ударила его в грудь.
— Я могла бы стукнуть чувствительнее.
Уголок его рта приподнялся.
— Я же говорил, что ты вольна делать все что угодно, пока ты делаешь это обнаженной. Подобно этому, я отдаюсь на твою милость.
Щеки Зефиры покраснели, когда она осознала, что лежит на нем. Как она могла забыть об этом?
Его взгляд потемнел. Она оглядела все его обнаженное тело. Мускулистое и великолепное. Абсолютное совершенство.
И он отдал себя на ее милость. Наклонившись, она выдохнула ему в ухо:
— Ты невыносим.
Дыхание Страйкера резко оборвалось, когда она лизнула мочку его уха, посылая дрожь по всему телу. Ее действия были такими нежными и любящими, в то время как она продолжала его оскорблять. Он не удержался от смешка.
— Ты находишь меня смешной?
— Я нахожу тебя прелестной, — он потянулся, касаясь языком ее груди, — великолепной и очаровательной.
Зефира резко втянула воздух.
— Ты больной, раз любишь женщину, которая тебя ненавидит.
— Если так, не желаю никакого лечения.
Она покачала головой, слыша его поддразнивающий тон.
— Что мне с тобой сделать?
— Просто обними меня. Позволь любить тебя так, как я должен был все это время.
Зефира застонала, чувствуя, как глубоко он вошел в нее одним сильным, мощным толчком. Боги, как он хорош. В его объятиях трудно вспомнить, почему она так его ненавидит. Может потому, что после всего она на самом деле не ненавидела его. Как он сказал, они родственные души. Партнеры. Без него она была неполноценной, а теперь стала самой собой… Это было великолепно.
Страйкер медленно занимался с ней любовью, а она осознала, что стоит на том же перепутье, что и в ту ночь, когда его отец потребовал ее бросить.
Зефира знала, куда вела одна тропинка. К пустоте и одиночеству, наполненным горечью, в прошлом.
Другая была еще более пугающей. Она означала, что ей придется вновь ему довериться. Придется позволить ему вернуться туда, где только он может причинить ей боль.
Осмелится ли она?
Взглянув на него и увидев, как он взял ее руку в свою и положил ее ладонь на свою щеку, она знала ответ.
Она не хочет жить без него.
С колотящимся сердцем Зефира обняла его и перевернулась так, что он оказался поверх нее.
Страйкер слегка нахмурился, почувствовав в ней перемены. Нежность в прикосновении, когда она провела ногтями по спине. Этой мягкости в сочетании с ее видом под ним оказалось достаточно, чтобы толкнуть его за грань. Ему пришлось бороться, чтобы сдержать себя и подождать ее.