Вместо этого она расцарапала ему почти всю спину, когда они ночь напролет занимались любовью. Его сердце учащенно забилось при воспоминании об ее искусности, и он мгновенно стал твердым, жаждая вкусить ее.
Уход от нее — самое трудное решение в его жизни. Но останься он, его отец беспощадно убил бы ее. Аполлон ни за что не позволил бы им, смертным, нарушить его божественные планы. Он был еще меньше склонен к прощению, чем Страйкер.
Итак, он поступил благородно. Правильно. Вместо того, чтобы попытаться вести обреченный на провал бой, который стоил бы жизни им обоим, он оставил ее живой, думая, что Зефира сможет найти мужчину, достойного ее.
Все прошедшие с тех пор века Страйкер ежедневно думал и тосковал по ней. Он сожалел о каждом мгновении, которого они лишились.
Но никогда не сожалел о том, что спас ее жизнь от гнева отца.
Не в силах находиться вдали от нее еще хотя бы мгновение, Страйкер переместился в ее храм в Греции — один из последних сохранившихся храмов Артемиды, все еще использующийся для поклонения ей; столь же холодный и неподвластный времени, как сама богиня.
Едва почувствовав его присутствие, Зефира набросилась на него со всей силой своего бешенства. Ее черные глаза полыхали. Она выхватила кинжал из ножен в ботинке и стала наступать на Страйкера.
— Не делай этого, — спокойно произнес Страйкер, хотя его тело сгорало от желания к ней. — Убьешь меня, и мои люди уничтожат Медею.
Зефира еще сильнее обхватила кинжал, застыв перед ним.
— Ты используешь собственную дочь, как разменную монету?
Он пожал плечами.
— Агамемнон убил свою дочь, только чтобы корабль отправился в плавание, и он мог атаковать врага [10]. Мы ведь древние греки, разве нет?
— Ты — наполовину греческая свинья. А я — атлантский аполлит. — Она вернула кинжал в ножны и выпрямилась. Ее несгибаемая поза дала ему понять, что Зефира более чем готова к борьбе. — Так чего ты хочешь?
Прежде чем смог остановиться, Страйкер рывком притянул ее в свои объятия для поцелуя.
Зефира думала, что ударит его в тот же миг, когда он до нее дотронется, но в то мгновение, когда его губы коснулись ее, она вспомнила, почему вышла за него замуж. Невыносимо надменный, угнетающе преданный и невероятно сексуальный, Страйкер всегда возбуждал ее. Никто не целовался так, как он. Никто не чувствовал так, как он. Его тело воина было вылеплено из твердых упругих мускулов, что перекатывались подобно воде. Мускулов, что манили приласкать и лизнуть.
И в его руках, обнимавших ее, она могла простить ему, что угодно.
Почти.
Зефира оттолкнула его.
— Со мной это больше не сработает, засранец. Я не та юная девочка, которую ты оставил.
Вихрящиеся глаза Страйкера потемнели.
— Нет, не та. Она была прекрасна, но ты… ты богиня.
Вновь достав оружие, Зефира приставила кинжал к его шее чуть ниже адамова яблока. Она хотела перерезать ему горло, но некая чуждая часть ее не могла полностью завершить задание. Что с ней не так? Она никогда не колебалась.
— Не подходи ближе.
Его прекрасные черты насмехались над ней. Боги, еще не родился более красивый мужчина. Черные брови изгибались над парой бледных вихрящихся глаз цвета серебра. А его губы… слишком хорошо она помнила, какое наслаждение они доставляли и как долго оно длилось. Он был ненасытным, искусным и чутким любовником. Единственным, который не покидал ее неудовлетворенной.
— Ты в самом деле перережешь мне горло? — спросил Страйкер, тон его голоса опустился на октаву.
Она не сдала позиций, несмотря на свои изменчивые эмоции.
— Освободи мою дочь и узнаешь.
Он потер шею об острое лезвие, позволяя тому оставить тонкий порез на коже. Зефира уставилась на кровь, ее рот увлажнился от желания попробовать ее на вкус. Из всех проклятий, что наслал на них Аполлон, именно это она ненавидела больше всего. Сила притяжения крови аполлитов была безумием, заставлявшим их кормиться кровью всякий раз, когда они чувствовали ее запах. Этому необъяснимому влечению не мог противостоять ни один рожденный ее расы.
Не в силах вынести это Зефира отбросила кинжал, схватила Страйкера за волосы и притянула к себе.
Страйкер резко втянул воздух, когда она сомкнула клыки на его коже. Его тело охватила дрожь, в то время как он приветствовал ее руки, прижимающие его так близко. Ощущение ее дыхания на шее воспламеняло все его тело.
— Боги, как я тосковал по тебе.
Она прикусила сильнее, втягивая кровь в рот, пока это не стало причинять ему боль.
— Я ненавижу тебя каждой частичкой своего сердца.
Эти слова ранили его сильнее, чем ее кормление. Но все же он получал удовольствие от боли. Он заслужил ее ненависть.
— Как бы я хотел иметь возможность вернуться и изменить ту ночь, когда покинул тебя.
Зефира с проклятием отступила.
— Ты всегда был трусом.
Страйкер схватил ее за руку и рывком притянул к себе.
— Трусом — никогда. Дураком, быть может, но я никогда ни от чего не убегал.
— Если ты действительно так думаешь, то ты еще тупее, чем я думала. А теперь верни мне Медею.
Он покачал головой.
— Моя дочь останется со мной.
Зарычав, Зефира устремилась к его горлу.
Страйкер поймал ее и удерживал.
— По-прежнему безрассудна. — Но, что еще хуже, она была восхитительна, и он хотел ее со всепоглощающим безумием. Он склонился к ее волосам так близко, что мог вдохнуть тонкий аромат валерианы, смешанный с лавандой. Этот запах обрушился на него. Боги, как он ее хотел. — Вот что я тебе скажу. Ты хочешь моей смерти, а я хочу тебя. Что скажешь, если мы решим этот вопрос, как подобает воинам, каковыми мы и являемся?
— И как же это?
— Мы сразимся, и если ты победишь, то убьешь меня.
Она с подозрением подняла голову.
— А если я проиграю?
— Ты дашь мне две недели на то, чтобы вернуть тебя. Если по окончании этого времени ты все еще будешь питать ко мне отвращение, я позволю тебе казнить меня.
Зефира застыла, услышав его предложение, и посмотрела на него с подозрением.
— Откуда мне знать, что я могу доверять тебе?
— Я человек слова. Уж кто-кто, а ты знаешь, что моя честь значит для меня все. Если я не верну тебя за две недели, значит, я не заслужил ничего лучшего, чем смерть от твоей руки.
— Знаешь, я уже не та слабовольная дурочка, которая не могла нарезать себе мяса, и на которой ты женился. Я убью тебя.
— Я знаю.
— Тогда я согласна с твоими условиями. — Она отступила. — А теперь приготовься умереть.
Страйкер воплотил два древнегреческих меча и вручил один Зефире.
Ее глаза сверкали от ярости, она взяла меч из его руки и приготовилась к бою. Страйкер отсалютовал ей своим мечом.
Она атаковала, нанося удары в направлении его горла. Он поймал ее лезвие своим и заставил отступить. Извернувшись, Страйкер поменял руки, чтобы поймать ее на внезапном подъеме, что почти позволило разоружить ее. Но она была быстрой и сильной. Также как и он, она поменяла руки и оттеснила его своей свирепой атакой.
— Ты невероятна, — выдохнул он, пораженный ее мастерством и страстью.
— А ты нет. — В ответ Зефира нанесла удар, напоминающий ножницы, и сделала мах мечом в направлении его шеи.
Страйкер почувствовал жжение, уворачиваясь влево, и подбил ее ногу, падая на пол. Проклиная его, она перевернулась в воздухе и приземлилась на ноги, прежде чем ударила по его вытянутой руке. Страйкер понимающе улыбнулся, продолжая давить своей атакой. Она сделала ложный выпад влево, затем вправо. Он поймал ее клинок своим мечом и отшвырнул его далеко за пределы ее досягаемости.
Зефира оттолкнула его назад, погрузив зубы в его руку, а потом перекатилась по полу так, что смогла вновь схватить рукоять меча и подняться с оружием наготове.
Чертыхнувшись, Страйкер прикрыл рану ладонью.
— Ты укусила меня?
— Мы используем то, что имеем. — Она подошла к нему мерным шагом.
10
Агамемнон — аргосский царь, предводитель ахейцев в Троянской войне, брат Менелая. Когда Парис похитил жену Менелая, Елену, Агамемнон возглавил поход ахейцев против Трои. Ветры задержали ахейский флот в Авлиде, и только после того, как в жертву Артемиде была принесена дочь Агамемнона, Ифигения, богиня даровала ахейцам попутный ветер.