Сделав пируэт, я очутилась в спальне и театральным жестом распахнула шторы. И застыла на месте при виде Лулы, привязанной к пожарной лестнице. Она висела там, как огромная тряпичная кукла. Руки ее перевешивались через перила, изогнувшись под неестественным углом, голова наклонилась вперед. Ноги были неловко согнуты так, что, казалось, она сидела. Она была голой и вся перемазана в крови, кровь коркой покрывала ее голову и запеклась на ногах. Позади нее свисала простыня, чтобы с парковки ее не было видно.
Я прокричала ее имя и схватилась за щеколду, сердце так стучало в груди, что все расплывалось перед глазами. Потом подняла окно и почти выпала наружу, добравшись до нее, безуспешно пытаясь тянуть ее за путы.
Лула не шевелилась, не издавала ни звука, а я не могла прийти в себя настолько, чтобы проверить, дышит ли она.
- С тобой все будет в порядке, - кричала я, голос охрип, горло сжималось, легкие горели. - Я приведу помощь.
Между вздохами я всхлипывала: - Не умирай. Ради Бога, Лула, не умирай.
Я с трудом пролезла обратно в окно, чтобы позвонить в «скорую», зацепилась за подоконник и грохнулась на пол. Боли я не чувствовала, только панику, когда на карачках ползла к телефону. Я не могла вспомнить номер «скорой помощи». Разум отключался в истерике, оставляя меня беспомощно справляться с замешательством и отказываясь составить компанию по участию в неожиданной и внезапной трагедии.
Я набрала, наконец, номер и сообщила оператору, что Лула истекает кровью на моей пожарной лестнице. Перед глазами возник образ Джеки Кеннеди, ползущей через сиденье на помощь умирающему мужу, и я ударилась в слезы, оплакивая Лулу, и Джеки, и себя, всех жертв насилия.
Я с грохотом рылась в кухонном столе в поисках ножа, в конце концов, найдя его в сушилке. Я не имела понятия, как долго Лула была привязана к перилам, но не могла оставить ее висеть ни секундой больше.
Потом побежала обратно с ножом и пилила веревки до тех пор, пока они не разорвались, и Лула мешком свалилась ко мне в руки. Она была вдвое больше меня, но как-то я протащила ее вялое окровавленное тело через окно. Инстинкты говорили мне спрятать и защитить. Стефани Плам, мама-кошка. Издалека раздавались сирены, приближаясь все ближе и ближе, потом в дверь забарабанили полицейские. Не помню, как их впустила, но явно сделала это. Полицейский в форме отвел меня в сторону, на кухню и усадил на стул. Появились медики.
- Что случилось? - спросил коп.
- Я обнаружила ее на пожарной лестнице, - сказала я. - Открыла шторы, а там она.
Зубы мои стучали, сердце еще прыгало в груди. Я зачерпнула воздух: - Она была привязана, я разрезала веревки и протащила ее в окно.
Я могла слышать, как медики кричат, чтобы принесли носилки. Слышно было, как двигали кровать, чтобы освободить место. Я боялась спросить, жива ли Лула. Я всасывала воздух и так цеплялась руками за подол, что побелели костяшки пальцев, а ногти впились в ладони.
- Лула здесь живет? - захотел узнать коп.
- Нет. Здесь живу я. Не знаю, где живет Лула. Даже не знаю ее фамилию.
Зазвонил телефон, и я автоматически потянулась в ответ.
Из трубки раздался шепот.
- Ты получила мой подарок, Стефани?
Как будто земля прекратила вращаться, и все замерло. На мгновение возникло ощущение потери равновесия, а затем все быстро сошлось в фокусе. Я нажала кнопку записи и прибавила громкость, чтобы было слышно всем.
- О каком подарке ты трепешься? - переспросила я.
- Ты знаешь, что за подарок, я видел, что ты ее нашла. Видел, как тащила через окно. Я наблюдаю за тобой. Я мог бы прийти и достать тебя ночью, когда ты спала, но хотел, чтобы ты увидела Лулу. Я хочу, чтобы ты увидела, что я могу сделать с женщиной, потому ты знаешь, чего ждать. Хочу, чтобы ты помнила об этом, сука. Хочу, чтобы ты думала, как это будет больно, и как ты будешь умолять.
- Тебе нравиться причинять боль женщинам? - Спросила я, самообладание уже начало возвращаться.
- Иногда они напрашиваются.
Я решила пойти в атаку.
- А что с Кармен Санчез? Ты ей тоже причинил боль?
- Не так славно, как собираюсь поступить с тобой. У меня в отношении тебя особые планы.
- Давай, займемся этим сейчас, - сказала я, и меня пронзил шок, когда дошло, что я имела в виду. В заявлении не было бравады. Меня охватила холодная, жесткая, доводящая до спазм ярость.
- У тебя сейчас копы, сука. Я не пойду, когда там копы. Я достану тебя, когда останешься одна, и не будешь ждать меня. Я позабочусь, чтобы мы провели много времени вместе.
Связь прервалась.
- Боже правый, - отозвался полицейский. - Да он псих.
- Вы знаете, кто это был?
- Боюсь, что догадалась.
Я вытащила пленку из автоответчика, написала свое имя и дату на ярлыке. Руки тряслись так, что надпись было еле разобрать.
В гостиной затрещало портативное радио. Я услышала гул голосов в своей спальне. Голоса стали более спокойными, и ритм действий становился более слаженным. Я окинула себя взглядом и осознала, что вся покрыта кровью Лулы. Кровь просочилась сквозь блузку и шорты, свернулась на руках и нижней части голых ног. Телефон был измазан кровью, так же, как пол и кухонная стойка.
Копы и медики переглянулись.
- Может, вам следует смыть кровь? - предложил врач. - Как насчет того, чтобы по-быстрому принять душ?
По пути в ванну я взглянула на Лулу. Они уже приготовились ее выносить. Ее привязали к носилкам, накрыв простыней и теплым одеялом. Ей подключили капельницу.
- Как она? - спросила я.
Член бригады медиков взялся за носилки.
- Жива, - сказал он.
Медики уже ушли, когда я вышла из душа. Двое полицейских в форме стояли, тот, который допрашивал меня на кухне, вел переговоры по персональной связи в гостиной, двое просматривали свои записки. Я быстро оделась и оставила волосы сохнуть. Я позаботилась о том, чтобы подать заявление и побыстрее покончить с этим. Хотелось добраться до больницы и удостовериться, как там Лула.
Полицейского, который вел переговоры, звали Дорси. Я видела его прежде. Должно быть, у Пино. Он был среднего роста, средней комплекции, и выглядел лет на пятьдесят. На нем была форменная рубашка, слаксы и дешевые ботинки. Я увидела мою кассету, торчащую у него из кармана рубашки. Экспонат А. Я рассказала ему об инциденте в гимнастическом клубе, опуская имя Морелли, заставив Дорси думать, что имя моего спасителя осталось неизвестным. Если в полиции хотели верить, что Морелли покинул город, то прекрасно. Я еще надеялась притащить его и получить мои деньги.
Дорси собрал записки и понимающим взглядом посмотрел на патрульного. Казалось, он не удивился. Полагаю, если пробудешь достаточно долго копом, ничто уже не удивит тебя.
Когда они ушли, я выключила кофеварку, закрыла на задвижку окно в спальне, схватила сумку и расправила плечи перед лицом того, что ожидало меня в холле. Мне нужно было пройти мимо миссис Орбач, мистера Гроссмана, миссис Фейнсмит, мистера Уолески и, Бог знает, мимо кого еще. Они жаждали подробностей, а я не в состоянии была этими подробностями делиться.
Я опустила вниз голову и, громко извиняясь, направилась к лестнице, зная, что получила лишь отсрочку. Стремглав вылетев из здания, я побежала к «чероки».
Я свернула с Сент-Джеймс на Олден и проложила путь через Трентон на Старк Стрит. Легче было сразу поехать в больницу Святого Франциска, но мне надо было повидать Джеки. Я пронеслась на полной скорости вниз по Старк Стрит, миновав клуб и не глядя по сторонам. Поскольку была уверена, что с Рамирезом покончено. Если он отыщет в законе лазейку, чтобы улизнуть, я сама его достану. Если нужно будет, я отрежу ему член ножом для резки мяса.
Джеки стряхивала крошки у «Корнер Бара», из чего я заключила, что она только что позавтракала. Я с визгом затормозила и почти вывалилась из двери.
- Залезай! - прокричала я Джеки.
- Зачем?
- Лула в больнице. Рамирез добрался до нее.
- О Господи. - Запричитала она. - Я так боялась. Знала, что что-то не так. Насколько плохо?