Выбрать главу

— А рука?

— Этот же болт по пути к голове пробил руку через латную перчатку. Ничего страшного, пальцы шевелятся.

— Слава Богу. Еще одна ампутация сильно усложнила бы нашу жизнь.

— Да уж. Не представляю, как можно жить без головы.

— Ты бы, бедный, весь похудел, если бы некуда было есть.

— Вот-вот. Что ты здесь делаешь, мое сокровище? Где Генрих?

Первенца Максимилиан и Шарлотта назвали Генрихом. С точки зрения Шарлотты, в честь второго сына короля Франциска, родишегося годом раньше. Или в честь английского короля Генриха VIII, который в ближайшее время собирался во Францию с дружеским визитом. Она планировала внедрить сына в ближний круг принца, и здесь могло бы сыграть совпадение имен. Король Генрих мог бы стать крестным, но со временем придворные новости дали понять, что переговоры могут не привести к продолжительному союзу, и Шарлотта не стала напрашиваться.

С точки зрения Максимилиана, Генрих весьма достойное имя для высшей аристократии, как по франкоязычную сторону, так и по германоязычную. Называть сына в честь прямых предков по отцовской линии в их семье могли только старшие сыновья. Называть в честь кого-то по материнской линии он не хотел в принципе, в честь себя, любимого, тоже не стал, а постоянного высокого покровителя, который бы стал крестным, у них не было.

— Сижу как дура и жду любимого мужа. Генрих с кормилицей у твоей мамы, — ответила Шарлотта, — Я специально попросила твоего брата-аббата приехать за ним.

— Что случились? Почему нельзя сидеть и ждать в Круа вместе с сыном?

— Потому что без тебя в Круа небезопасно, и нам надо поторопиться с нашей тяжбой.

— Насколько поторопиться? Может быть, мы еще что-то успеем здесь этим вечером? — игриво спросил Макс и положил руку жене на ногу.

Шарлотта недовольно убрала его руку.

— У тебя одно на уме. Без меня можешь хотя бы не влипать в истории? Я приехала сюда и узнала, что ты все испортил.

— Что я испортил?

— Зачем ты на ровном месте поссорился с Пьером? Ты же никакой не папский шпион!

— Я не шпион, хотя меня в этом и обвиняют, — спокойно ответил Макс.

— Но Пьер решил, что ты шпион, и написал об этом королю. Теперь он подозревает и меня, а я с подачи Пьера теряю доверие Его Величества. Вся наша работа по подготовке тиары для кардинала Фарнезе в обмен на союз с Францией летит к черту! Франция сейчас поддержит на конклаве кого угодно кроме Фарнезе! Теперь я еще и боюсь, что Пьер меня бросит! — такое ощущение, что Шарлотта терпела-терпела и сорвалась.

— В каком смысле бросит? — Макс уцепился за главное, — Вы что, любовники?

— Нет, у нас исключительно платонические отношения, — Шарлотта ответила подозрительно быстро и шаблонной фразой.

— Как-то фальшиво прозвучало, — сказал Максимилиан, — Почему тебя так волнует, чтобы тебя не бросил королевский финансовый контролер?

— У нас чисто деловые отношения, — еще одна шаблонная фраза.

— Не верю. Не с твоей ли подачи он стал меня опекать?

— Если и с моей?

— И это не я напросился помогать ему в Милане.

— Я его попросила.

— Лотти, я отлично знаю, как принято просить при дворе короля Франциска, и в каких случаях просьбу удовлетворяют вместе с просительницей.

В обществе со здоровыми патриархальными нравами мужьям, как правило, требуется более существенный повод для ревности. Но в высшем французском обществе того времени стоило обращать внимание на каждую зацепку и проверять каждое мелкое подозрение. Мужья частенько знали, с кем и почему изменяют их жены. Многие считали приемлемым положить жену под короля или министра ради каких-то выгод для всей семьи. Семьи в том смысле, что каждый поднявшийся на ступеньку тянет за собой всех, до кого может дотянуться, а подтянутые родственники, едва успев зацепиться на новом месте, тащат за собой еще более дальнюю и бедную родню. Таким образом, одна умеренно аморальная женщина могла существенно улучшить положение пары десятков высокоморальных мужчин. Из которых, заметим, только один мужчина ее муж с правом ревновать, а все прочие — благодарные родственники с обязанностью быть благодарными и мужу.

Если же муж не знал, с кем и почему изменяет жена, то эта тайна скорее всего скрывала какой-то совсем уж непристойный разврат, от которого никому никакой пользы.

— Милый, я тебе нисколько не изменяла.

— Возьмешься поклясться на Библии?

Этот трюк знали все. Если человек не записной врун, а просто иногда привирает, то на внезапное предложение поклясться у него на мгновение скисает лицо. Прирожденные брехуны на таком не ловились, начинающие врунишки попадались почти всегда, а хитрых игроков приходилось ловить на внезапности.