Почти одновременно в Тортоне Кокки по сути ради точно такой же экспроприации ценностей пошел на поклон к евреям и провел переговоры с неоднозначным итогом. От чего получил всей помощи в четырнадцать так себе бойцов на трех больших лодках. Просто у него не было ни письма, ни благословения.
Его преосвященство Скарамуцио Тривульцио отложил все дела ради письма от кардинала Чибо, запасного кандидата на Святой Престол от семьи Медичи. Епископу в целом понравилось предложение отобрать триста тысяч флоринов, направляющихся в армию врагов Папского государства. Предложение пожертвовать сии богатства на церковь при посредничестве Медичи епископу понравилось еще больше. Некоторая часть ведь могла пожертвоваться в пользу Папского государства и не покидая Пьяченцу.
Конечно же, епископ не собирался брать пример ни с маршала Тривульцио, ни с Юлия Второго и лично возглавлять рейд на вражескую территорию. Не успел Витторио перекусить с дороги, как в трапезную к нему вошел молодой рыцарь.
— Карло Сола, — представился он. Для рыцаря не зазорно первым представиться духовному лицу.
— Брат Витторио, демонолог, — представился в ответ Витторио.
Фамилия Сола в данном случае явственно происходило от Ангуиссола и давала понять, что Карло был незаконнорожденным, но признанным сыном Джан Джакомо Ангуиссола, патриция Пьяченцы и графа Монтекьяро.
— Докладывайте, — Карло с первого взгляда понял, что монах с прямой спиной и мозолями на ладонях от рукояти меча не такой уж и монах.
Витторио еще раз изложил план кардинала Чибо насчет засады на переправе в Парпанезе.
— Я возьму человек пятьдесят, — сказал Карло.
— Нам точно нужна такая охрана? — удивился Витторио, — У них же нет эскорта, только рыцарь, оруженосец и возчики.
Рыцарь посмотрел на него как на дурака.
— Мало ли кого мы встретим на том берегу.
— Ландскнехтов?
— Или каких-нибудь французских фуражиров, которые попросят поделиться.
— Тогда, может быть, побольше солдат взять? — спросил демонолог.
— Чтобы все видели, что Пьяченцу покидает целая армия? — скривился рыцарь, — Возьму полста, это и так почти за гранью.
Карло тоже благословился у имевшегося под рукой епископа, и далее дела пошли как по маслу. Хотя, может быть, Карло и без благословений хорошо знал свое дело.
Засаду надо было ставить на левом берегу, поэтому про кавалерию речь не зашла в принципе. Переправить полсотни всадников на порядок сложнее, чем полсотни пехотинцев. Маршрут тоже не вызвал разногласий. Пять больших лодок прошли вверх по течению выше Корте-Сан-Андреа и высадили арбалетчиков и алебардистов на левом берегу за излучиной реки.
Высадившись на берег, отряд добрался по тропинкам, грунтовкам и колеям до деревни Бадия Павезе и встал на постой, не обижая местных жителей. Можно бы было сразу дойти хоть до пристани напротив Парпанезе, но тогда появился бы риск спугнуть дичь.
На обоих берегах По путников встречала примерно одинаковое окружение. Монашеское подворье с приютом для паломников. Постоялые дворы для менее благочестивого люда. Кузница, тележная мастерская. Крестьянские домики.
Поселение на южном берегу считалось главнее. Оно носило гордое имя Парпанезе, а северная часть оставалась как бы продолжением Парпанезе без собственного названия. Приходская церковь святого Георгия в романском стиле украшала как раз южное Парпанезе. Северному досталась скромная часовня.
Переправу организовали в XII веке для паломников на Виа Францигена по дороге в Рим. Паломники из северной Европы, миновав Альпы, пересекали Ломбардию, переправлялись через По в Парпанезе, через долину реки Треббии добирались до аббатства Сан-Коломбано-ди-Боббио, а затем продолжали свой путь по Via degli Abati до Понтремоли, по Via del Volto Santo до Лукки и далее до самого Рима.
Утром пятнадцатого декабря Витторио прибыл в деревню в сопровождении Карло и всего одного солдата. Посыльный от аббата успевал в Парпанезе еще засветло. Если монахи не упрутся, то солдат побежит за остальным отрядом. Если упрутся, то засаду придется перенести с переправы на дорогу.
Здесь к благословению двух епископов добавилось еще и благословение от аббата. Так получилось, что, хотя переправа находилась намного ближе к Пьяченце и Боббио, но принадлежала она со всеми территориями на обоих берегах бенедиктинскому монастырю Сан-Бартоломео из Павии, который, единственный из монастырей города находился под юрисдикцией епископа Павии.