Она последовала за ним, кожей ощущая его присутствие.
Комната оказалась безупречно чистой. Главное место в ней занимали большой письменный стол, стул и два дивана, обитые коричневой кожей, стоявшие один против другого. Этот идеальный порядок помог ей восстановить пошатнувшееся душевное равновесие.
Вместо того чтобы усесться за письменный стол, он пригласил ее присесть на диван, а сам опустился на другой.
– Добро пожаловать в мое скромное агентство.
– Примите мои поздравления с открытием собственной конторы, – произнесла Лилиан. Эту фразу она приготовила еще в экипаже по пути сюда.
– Я здесь для того, чтобы…
– При дневном свете вы выглядите иначе, – произнес он, словно размышляя вслух.
Он запомнил ее. И их первую встречу.
– И как же я теперь выгляжу?
– Ваши волосы похожи скорее на землянику, а не на золото.
Она смутилась под его пристальным взглядом и кашлянула в кулак.
– Я сожалею о вашей утрате, мистер Редфорд. Мистера Данна очень уважали в определенных кругах.
Он сомкнул руки замком и уставился в пол.
– Он заслужил уважение. Я не знал лучшего человека.
Время остановилось. Между ними повисло молчание. Внезапно он поднялся.
– Я не смогу помочь лорду Бомону.
– Не сможете?
– Молва распространяется быстро, если пэра королевства обвиняют в убийстве.
– Но почему не сможете мне помочь?
– Я не могу взяться за дело, если замешанное в нем лицо явно вне закона.
Она вскочила с места.
– Диллон не виноват.
– Это вы так говорите! – Николас вскинул брови.
– Он не способен сделать то, в чем его обвиняют. – Она сделала шаг вперед. – Я всю жизнь знаю Диллона. Он мухи бы не обидел.
Николас помрачнел:
– Ярость превращает людей в животных.
Она сочувствовала ему в его несчастье, но не могла позволить очернить Диллона. Тем более что это из-за нее Диллон оказался в беде.
– Диллон не убивал леди Лэнгем. Я знаю это так же хорошо, как то, что солнце утром встает. Ведь это он из-за меня пострадал.
– Из-за вас?
– Лорд Кейн искал случая разлучить нас с Диллоном.
– И мишенью оказалась леди Лэнгем, – перебил он Лилиан.
– Но ведь обвиняют Диллона. Говорю вам, за этим стоит Кейн.
– Это было преступление в состоянии аффекта, преступление по страсти, а вовсе не деяние негодующего отца.
– Кейн – нечто большее, чем негодующий отец. Он человек без чести и совести. Должно быть, он давно знал леди Лэнгем, чтобы совершить такое.
– У офицеров полиции есть бесспорные доказательства вины Бомона. – Он провел рукой по глазам, будто старался стереть усталость. – Возможно, вам захочется пересмотреть свое отношение к нему.
– Да я скорее соглашусь, чтобы мне отрубили руку.
– Похвально, но едва ли это поможет защите.
Она с такой силой сжала зонтик, лежавший на коленях, что рука задрожала от напряжения. Лилиан попыталась успокоиться.
Ведь она так рассчитывала на помощь Редфорда. Она знала, скольких преступников он упек за решетку, сколько пропавших ценностей нашел, сколько собственности спас для ее владельцев, доказав, что претензии на нее незаконны. С его помощью Диллон получил бы реальный шанс на свободу.
– Что… что столь убедительного в уликах, которые они предъявили?
– Вы и в самом деле хотите услышать неприглядные подробности?
– Пожалуйста!
Он колебался, внимательно вглядываясь в ее лицо, возможно, гадая, насколько откровенным может с ней быть.
– Офицеры полиции обнаружили любовные письма, которыми обменивалась эта парочка. Нет сомнений в том, что там почерк Бомона.
– Ложь!
Не желая, чтобы он принял ее за живое воплощение разъяренной любовницы, она спросила более спокойным тоном:
– Что еще?
– Записка на бумаге с гербом леди Лэнгем с угрозами рассказать обо всем мужу.
– Она адресована Диллону?
Он покачал головой:
– Нет, но есть другие улики. – Заметив сомнение на лице Лилиан, он добавил: – Возле тела остался окровавленный носовой платок Бомона.
– Откуда вам известно, что платок принадлежал ему?
– Он помечен инициалами Бомона, и торговец носовыми платками подтвердил, что эти платки изготовлены по особому заказу Бомона.
Это было чертовски неприятно, но ничуть не меняло того простого факта, что Диллон невиновен.
– Едва ли этого достаточно, чтобы повесить человека.
– Случалось, что людей вздергивали и за меньшее.
– Что вам известно об офицерах полиции, связанных с этим делом, о мистерах Киме и Келли?
Он снова покачал головой, как ей показалось, удивленный тем, что она знала их по именам.
– Они хорошие люди, тщательно выполняющие свою работу.
– Их хорошо вознаградили за то, что они арестовали Бомона. Если его повесят, им выдадут премию?
Ник скрестил руки на груди. Он понимал, к чему клонит леди, и не желал продолжать этот разговор. От нее волнами исходило отчаяние. Руками в перчатках цвета слоновой кости она яростно сжимала зонтик, будто меч, а ее щеки, похожие на персик со сливками, время от времени покрывались красными пятнами. Он был вынужден признать, что она задавала разумные вопросы и ее окружала аура богини мести.
Однако все ее утверждения опирались на миф. Он знал, что Бомон виновен.
Редфорд указал ей на дверь:
– Прошу простить меня, миледи. Но я не могу вам помочь. Вы можете обратиться к моим конкурентам – сэру Патрику или сэру Мартину.
– А если он невиновен?
– В таком случае это предстоит доказать на процессе.
Но Ник и фартинга бы не дал за успех.
– Это не всегда удается доказать.
– Верно, но в вашем случае мы имеем дело не с бедняком, неспособным потратить средства на то, чтобы защитить себя.
– Адвокат рассмотрит факты, но он должен ими располагать, чтобы повлиять на суд. И чтобы их собрать, нам нужны вы.
– Меня невозможно поколебать, миледи.
Она сжала свои соблазнительные губы.
– Это из-за директора приюта Данна?
На его глаза будто опустилось черное облако, и на мгновение они затуманились. Он видел перед собой только кровь. Николас ощутил озноб, его передернуло. Те крохи сострадания, которые он испытывал к ней, обратились в прах. Он не терпел, чтобы им манипулировали, и знал, что никому не позволит использовать его горе в собственных целях.
– Мой ответ останется неизменным. Вы можете хлопать своими прелестными глазками и покачивать бедрами хоть до темноты, но я не возьмусь задело Бомона. Всего хорошего.
– Я никогда…
Она сжала губы. В ее глазах вспыхнуло лазурное пламя. Руки в перчатках еще сильнее стиснули изящный и хрупкий зонтик.
– Речь не обо мне, а о правосудии, – прошептала она.
– Спросите о правосудии семью леди Лэнгем, – парировал он. – В своей жизни я видел столько несправедливости, что нисколько не беспокоюсь о судьбе вашего маркиза-убийцы.
Лилиан отвернулась и уставилась в окно. В стекле она увидела свое залитое слезами лицо. На его лице застыло брезгливое выражение. Слезами его не проймешь. Подобные уловки на него не действуют.
Конечно, в ее арсенале, должно быть, много таких уловок. До чего тонкая талия. Он мог бы обхватить ее двумя пальцами. А какие бедра! Так и подмывает ее обнять. Линии ее тела вызывают у мужчины любые чувства, кроме благоговения. Хочется забыть, что она леди, и обращаться с ней просто как с женщиной. Он мог бы подхватить ее на руки, снести вниз по лестнице и усадить в ожидавший ее экипаж, чтобы наконец избавиться от нее. При одной мысли об этом его кровь закипела.
Но ведь она принадлежит к высшему обществу. Привыкла к подаркам, золоту, драгоценностям. И уж конечно, не удовольствовалась бы обществом человека с таким заработком, как у него. Впрочем, и его не удовлетворило бы общество женщины, отбросившей свою добродетель, как ненужную ветошь.