Сумерки незаметно перешли в черноту ночи, и только яркие фары по-дневному освещали расстилающуюся ленту дороги. Машина легко скользила по безупречной глади шоссе. Приятная дремота охватывала меня — давали о себе знать шампанское и изысканные блюда, которыми потчевали нас за обедом им гостеприимные Каупервуды.
— Да ты засыпаешь, малышка, — ласково пожурили Генрих, — останови-ка и давай поменяемся местами.
И хотя я слабо посопротивлялась для виду, мол, до дома всего километров пять, как-нибудь дотяну, все же нехотя вылезла и, обойдя машину спереди, подошла к Генриху. Он ждал меня, галантно приоткрыв дверцу. Я чмокнула его в щеку и приготовилась забраться на сиденье, но Генрих вдруг весь напрягся.
— Погоди, откуда здесь машина, ведь впереди только наш дом, а дальше тупик?
Я глянула на дорогу. Из-за пригорка высветились фары мчавшегося к нам лимузина. Глухой рев разносился в ночной тиши.
— «Мерседес», и далеко не новый, — уверенно качал Генрих и тихо добавил: — Очень странно.
Между тем машина приближалась. Я еще не сообразила, что происходит, как Генрих рывком бросил меня на землю, упал рядом и буквально вкатил за собой под «тойоту». Автоматная очередь из тормознувшего с визгом «мерседеса» насквозь прошила салон нашего автомобиля. В следующую секунду бандиты умчались, а я все еще в оцепенении прижималась к Генриху.
Постепенно я приходила в себя. Что произошло? Пули, конечно же, предназначались нам. Интуиция Генриха и на этот раз была на высоте. Как удалось ему вычислить нападавших — загадка. Это, пожалуй, высший класс мастерства. Мне до такого вряд ли дорасти. Но кто стрелял? Зачем? Кому понадобилось убрать нас? Старые «хвосты» или новые наезды? Вопросы, вопросы… На них пока нет ответа. Впрочем, сейчас может кое-что и проясниться…
«Мерседес» возвращался. Ошибиться невозможно. Тот же рев мощного двигателя, тот же визг тормозов, намертво погасивших бешеную скорость. Мы наблюдали действия вражеского экипажа из-за ближайших кустов, куда быстренько переметнулись из своего укрытия. Машина остановилась метрах в десяти от нас. Мотор выключен. Фары погасли. Нападавшие, видимо, обсуждают, как замести следы преступления. Или — что вероятнее — хотят убедиться, достигнута ли цель. Выглянувшая словно по заказу луна тускло осветила дорогу. Мы увидели, как открылась задняя дверца и оттуда, почти не пригибаясь, вылез человечек. Малорослый, квадратный. Широченные плечи делали его с виду почти карликом. Он шел с автоматом наперевес, ступая осторожно, будто по минному полю. Обошел «тойоту» раз, другой, заглядывая в кабину. Когда перед нами высветилась его спина, Генрих метнул свой кортик.
— Пошли, — спокойно, как приглашение к танцу, произнес Генрих, и мы разом рванули из своего укрытия к «мерседесу». Пробегая мимо валившегося набок киллера, Генрих успел подхватить автомат и возвратить на место свой нож. С ходу выпустил очередь по колесам «мерседеса», и тот сразу же осел. Не сговариваясь, мы подскочили к машине с двух сторон, распахнули дверцы и дали словесный залп: «Не двигаться, если хотите жить!» — я по-английски, Генрих на всякий случай по-русски.
Господи! Мужик на месте водителя и молодая женщина рядом с ним — в луже крови. Оба с перерезанным горлом, мертвы.
— Ну и дела, — в ужасе еле выговорила я. Генрих, нахмурившись, молчал. У него и слова не вытянешь в нестандартных ситуациях, как он сам их называет. Зато моментально принимает решения и действует быстро и почти всегда безошибочно.
Я понимала, что здесь, как говорят криминалисты, концы в воду и вряд ли удастся что-либо раскопать, даже с талантом Генриха. Самое правильное — как можно скорее поставить в известность полицию.
— Думаешь, надо ехать обратно в город или лучше сообщить по телефону? — спросила я.
— Надо ехать, — сказал Генрих, — без нас все равно не обойдутся.
— А что с автоматчиком, пусть пока полежит? — Это уже был вопрос — предложение.
— Пусть полежит, — согласился Генрих.
Каково же было наше удивление, когда, подойдя к «тойоте», мы никого возле нее не обнаружили.
— Невероятно! Он был мертв. Ты же знаешь, я в темноте с десяти метров сбиваю огонек свечи.
Столь высокое красноречие Генриху не свойственно. Я поняла, что он по-настоящему встревожен. И мне стало не по себе. Не шутка — мертвый пропал. Вокруг никого, кто бы мог его утащить. Значит, сам уполз. Видно, получил не смертельный удар.
— Может, это и к лучшему, — неожиданно произнес Генрих.
Я внимательно посмотрела на своего мужа.
— Да, да, ты правильно поняла. Далеко он не уйдет, буду искать, из-под земли достану, душу вытрясу, а узнаю, кто послал.
А что, это действительно шанс. Но ведь ночь, подумала я, спрячется за куст, потом за другой. Глядишь, к рассвету на дорогу выберется, а там подберет кто-нибудь сердобольный. Поделилась с Генрихом сомнениями.
— Все может быть, — согласился он и распорядился: — Садись в машину, включи фары и поворачивайся на месте, чтобы все вокруг было видно, а я пойду поищу.
Так и сделали. Искали больше часа. Проверили каждый куст в поле зрения. Киллер словно в воду канул.
— Ну все, хватит!
Муженек мой принял решение, и мне оставалось только внимательно его выслушать и затем выполнять. Так у нас заведено с самого начала, со школы, где слово инструктора было непререкаемо, а главное — авторитетно.
— Ты разворачиваешься и едешь обратно в город, прямо в полицию. Оттуда звонишь Дику, поднимаешь его с постели и подробно описываешь ему наше приключение. Он знает, что делать в таких случаях. Я останусь здесь, буду искать, ждать полицию. Действуй, счастливо тебе.
Рву с места. Несколько секунд, и скорость на пределе. Дорогу знаю как свои пять. Нигде ни сучка, ни задоринки. Надо, надо торопиться. Генрих один в потемках. И хоть силен он по всем статьям, представляю, каково ему коротать ноченьку в поисках этого сукиного сына. Делаю элементарные расчеты времени. Как ни крути, даже при оптимальном варианте, с учетом верхних скоростных режимов на дороге и самых оперативных сборов полиции потребуется не менее двух часов. Времени достаточно, чтобы преступник мог скрыться и залечь в заранее подготовленном месте.
Ударяю по тормозам: впереди куча камней и веток. Откуда это здесь, черт возьми? Ни объехать, ни проскочить. Сворачиваю на обочину и останавливаюсь. Придется поработать, чтобы расчистить путь. Вот и строй после этого планы. Но размышлять некогда. Время дорого. Выскочила из кабины и бегом к препятствию.
Затылком почувствовала опасность. Обернулась и мгновенно отпрыгнула в сторону. Огромный сук, пущенный широкоплечим карликом метров с пяти, просвистел в сантиметре от меня.
Вот это номер! Где же прятался этот тип? На дереве, что ли, сидел, меня дожидаясь? И как он вообще очутился здесь за десяток километров от места преступления? — думала я, принимая боевую стойку.
На тяжело раненного не похож, — мелькнула мысль, когда я увидела перед собой холодные водянистые глаза, растянутые наподобие улыбки губы и занесенный над головой пудовый кулак, сжимающий финку. Силища чувствовалась неимоверная. Попади под такого, бычок-двухлеток рухнул бы замертво. Не иначе как штангой накачивал мышцы. Я опередила его лишь на мгновенье, врезав ему окованным носком сапога по коленной чашечке и нырком уходя из-под удара. Этого было вполне достаточно для начала. Кажется, до него не сразу дошло, каким образом мне удалось от него увернуться. Я спокойно стояла в сторонке и наблюдала, как он поворачивается ко мне, хватаясь за колено. Лицо искажено гримасой боли. Наверняка считает все это случайностью и обрушивает меня свой гнев за неудавшуюся «атаку».
— Ну, погоди, сука, я сейчас тебя сделаю, — услышала я давно знакомые угрозы.
Так, значит, русский след. Теперь понятно, откуда ветер дует. Ничего, все выложишь, подлец, все, подробно и по порядку.
— Сдаешься или драться будешь? — спросила я на всякий случай.
— Сейчас сдамся, — хохотнул он сквозь зубы и, раскинув руки, пошел на меня.
Быстро же оклемался «штангист» (так я окрестила карлика про себя), здоров как бык, придется с ним повозиться. Разбежавшись, выполнила сальто над головой нападавшего, слегка припечатав ножкой в воздухе черепок. Теперь он словно пол — литра принял, и я, оказавшись за его спиной, спокойно повернула к себе силача за широченные плечи. Дала серию в солнечное сплетение и в завершение — хук в челюсть.