— Я их упрячу в надежном месте, — разоткровенничался он со мной, — и потом предъявлю Рожкову ультиматум: он передает нам все документы со своим письменным заключением о том, что все это — липа, а я ему отдаю в целости и сохранности его людей.
— Да, это ход, достойный стратега, — сделал я ему комплимент.
Толстобровов подмигнул мне, давая понять, что похвалу принимает.
Как бы я ни относился к нему, но не мог не признать, что это действительно лучше любых силовых решений, которые я рисовал в своем воображении. Конечно, будь на месте Рожкова тот же Толстобровов, наплевал бы он на своих помощников и дал ход делу, дабы укрепить свое положение и свой престиж, а главное — выслужиться. Виктор Николаевич, насколько я понимаю, вылеплен из иного теста. Для него честь и долг, а значит, и его люди — превыше всего. Думаю, что на этом и хочет сыграть мой собеседник. Опрокинули с ним по стаканчику виски за успех предприятия, и он ушел. Мы договорились, что Толстобровов будет держать меня в курсе.
Ждать пришлось недолго. Скоро я вновь услышал его голос:
— Звоню, как и обещал. Наши с вами друзья в количестве трех человек прибыли благополучно и находятся в моем ведомстве. Но мне хочется, чтобы им отвели более удобное место, подальше от лишних глаз. У вас такое найдется?
— Дайте минутку подумать, — попросил я. Лучше всего поместить их в моем загородном доме.
Охрану, надеюсь, он даст. Придется ехать туда самому и устраивать их. Высказал ему свое предложение. Он одобрил и сказал, что выделяет для этой цели автобус и пятерых лучших своих орлов.
— Пусть автобус подъезжает к офису, а потом следует за моей машиной, — сказал я Толстобровову.
На том и порешили. Скоро наша колонна двинулась к месту назначения. По московским понятиям, это совсем рядом, всего 12 километров от окружной магистрали. Однако с учетом пробок на дорогах получается примерно час. На это время я и рассчитывал, открывая только своему секретарю, на всякий непредвиденный случай, где буду находиться и сколько времени займет: вдруг срочно понадоблюсь.
Мой трехэтажный домик с мансардой, просторной верандой и участком в 20 соток окружен фундаментальным забором. Две натасканные овчарки и не менее свирепая охрана из двух хорошо вооруженных, знающих свое дело парней придают этому райскому уголку вид неприступной крепости. Где Толстобровов найдет лучшую возможность спрятать заложников?
Когда я увидел этих троих, вылезающих из автобуса, то чуть не вскрикнул от удивления. Так называемый налоговый инспектор и фиктивный жених Оли со своей девушкой, те самые, о которых говорил Игорь как о людях генерала Рожкова. Вот кого, оказывается, имел в виду Толстобровов, рассказывая мне о заложниках, предназначенных для обмена Виктору Николаевичу. Долг платежом красен, очень даже приятно отплатить этим красавчикам за их труд у меня. Упрячу так, что муха к ним не пролетит. Не хватает только этой поганки Оли. Не забыть бы сказать о ней Бадашеву. Меня они, конечно, узнали, но вида не подали. Понурив головы, прошагали мимо, в комнату, которую я показал. Запер и ключ отдал одному из тех, кого прислал Толстобровов.
— Учтите, люди опасные, — предупредил я его. — Выпускать в туалет и поесть только по одному, и то держать под прицелом.
— Не беспокойтесь, от нас никуда не денутся, не таких видали, — заверил меня охранник.
Толстобровов, видимо, уже проинструктировал их, так как двое сразу же встали у двери в комнату, еще двое остались на крыльце, а тот, кто получил ключ, начал работать «под общее руководство». Он прежде всего поинтересовался, где можно подкрепиться ему и ребятам: начальник обещал, что еды будет навалом, правда, строго наказал спиртного даже не нюхать. Я разрешил пользоваться всем, что здесь есть.
Не теряя времени, «мальчик» выгреб из холодильника колбасу, сыр, масло, нарезал крупными ломтями хлеб и пригласил к столу всех, кто был в комнате, включая и меня. Соорудив три солидных бутерброда, он деловито отомкнул дверь и отнес бутерброды пленникам. Еще два, но более крупных, выделил своим собратьям, скучающим на крыльце. Потом присоединился к нам. Я с большим аппетитом уплетал все, что было на столе. Непонятно, но стоит мне выехать за город, как меня охватывает зверский голод, и удовлетворить его не так-то легко. Тем более, что я уже успел выпить пару рюмочек «Смирновской» и теперь подумывал даже о своем НЗ, хранящемся в подвале. Это изделия домашнего приготовления, которые я закупил у одной женщины, профессора кулинарии: окорок, консервированные грибочки, огурчики и многое другое, к чему я прикасаюсь только при наличии именитых гостей. Что ж, сделаю исключение. Я уже готов был встать и направиться в подвал, но в это время на веранде послышался какой-то шум и звук хлопнувшихся на пол тяжелых предметов.
— Что они там, взбесились от бутербродов? Ну-ка глянь и приведи их в чувство, — обратился я к главному охраннику.
Он и сам навострил уши и уже двинулся к выходу до моего предупреждения. Но тут дверь резко распахнулась. За широкой спиной парня мне было не видно, кто там появился. Но парень, взмахнув руками, неожиданно отлетел назад и остался лежать плашмя.
У входа в боевой стойке стояла Оля…
Мне некогда было смотреть на сцену, где дебютировала подающая большие надежды молодая балерина. Под чарующую музыку Чайковского я внимательно разглядывала президента и его гостей, сидящих на противоположной стороне зала, в ложе номер один. Идея осенила меня, когда перед началом спектакля, в знак уважения к американским конгрессменам, оркестр Большого сначала исполнил гимн Соединенных Штатов, а потом — России. Но вот занавес открылся, на сцену высыпала стайка белых лебедей — и тут идея созрела окончательно.
Борис мог только помешать, поэтому, извинившись, я сделала вид, что мне нужно в туалет. Пройдя по длинным коридорам, я вскоре очутилась перед входом в правительственную ложу. Мне преградили путь два здоровых бугая с оттопыренными под модными пиджаками карманами и с трубками сотовой связи в руках.
— Здесь прохода нет, возвращайтесь на свое место, — предупредили они дуэтом.
Я протянула им свое удостоверение сотрудника спецслужбы и тоном, не терпящим возражений, почти приказала:
— Один из вас должен тихо войти в ложу и вызвать на минуту сидящую с самого края жену американского конгрессмена. У меня срочное послание для ее мужа.
Парни переглянулись и взялись за трубки, чтобы связаться со старшим и посоветоваться.
— Нет-нет, время не терпит. Никаких выяснений! — остановила я их. — Если не решаетесь вы, то это сделаю я сама, и тогда у вас может быть неприятность: ведь туда никого нельзя впускать. Но вы, надеюсь, понимаете, что действую я не по своей прихоти, а выполняю указание моего и вашего, между прочим, начальства.
— Подождите здесь, я попытаюсь, — решился один из них и направился к ложе.
— Погодите, — задержала его я, — запомните, русская фраза «Прошу вас выйти на минутку, вас ждут» по-английски звучит так…
— Не надо, я немного знаю английский. — Парень снисходительно посмотрел на меня и продолжал свой путь.
Идет — таки с ней. Очаровательная молодая женщина в длинном вечернем платье походила, скорее, на дочь, а не на супругу убеленного сединами американского политика. А может, она и есть дочь. Впрочем, в данную минуту это не имеет никакого значения. Надо доводить начатое до конца.
Я поспешила навстречу, заулыбалась и заговорила с самым что ни на есть сан-францисским акцентом. Ее удивление сменилось радостью встречи с землячкой. Мы познакомились. Я узнала, что ее зовут Джейн, она жена конгрессмена и впервые приехала с мужем в Россию, где ей все очень нравится, особенно Большой театр. Я извинилась за то, что оторвала ее от прекрасного спектакля, но иного выхода у меня не было. Только она, Джейн, может сейчас оказать помощь государственной важности. Надо передать письмо президенту России в собственные руки. В письме предупреждение и доказательства серьезной опасности, грозящей России и лично ему, президенту. Если бы это письмо оказалось в руках американских властей, сказала я, то оно обязательно было бы передано главе российского государства. Для убедительности показала ей свой американский паспорт и нажала на ее патриотические чувства, мол, действуй как американка в интересах дружественной страны.