– Ты собираешься мучить меня своим молчанием?
Я усмехнулся в ответ, пытаясь разрядить обстановку. Ответной реакции не последовало.
Ну, может, она была адвокатом в этом деле, а я ответчиком, пока не доказана невиновность.
Я бросил на нее понимающий взгляд и слегка надул губы.
– Прекрасно, я это заслужил. – Сделав паузу, я осмелился спросить: – Так все же, я достоин твоего доверия?
– Мое доверие? – надменно воскликнула она. – И это говорит парень, который последние пять лет делал вид, что меня не существует? О, да, ты действительно заслуживающий доверия человек.
Что ж, по крайней мере, теперь она заговорила. Я прикусил губу, отчаянно желая, чтобы мы с ней как-нибудь прошли через это. Я говорю не только о втором шансе для нашей дружбы, или даже об этой второй встрече. Нет, я говорю о самой жизни. Я имею в виду, насколько было бы проще, если бы я вырос с таким прошлым, как Итан? Наверное, у меня хватило бы мужества и поддержки пригласить на свидание единственную девушку, которую я любил целую вечность! Возможно, именно поэтому я так одержим этим придурком. Каким бы неприятным он ни был, он всегда будет тем парнем, которым я всегда хотел быть.
Но этого никогда не случится в этой жизни.
– В чем дело, Джесси? Сначала ты игнорируешь меня, а потом похищаешь? – Ее щеки медленно зарумянились до неприятного оттенка красного, далекого от обычного милого розового сияния, которое она излучала.
– Я не похищал тебя. Ты поехала добровольно. В любом случае, это то, что я собираюсь сказать копам.
Ее губы дернулись не один раз, а дважды, прежде чем расплыться в мягкой улыбке.
– Можешь объяснить мне, почему мы едем в Чарльстон?
Честно говоря, я и сам не знаю, зачем это делаю.
– Ты увидишь, когда мы туда доберемся, – солгал я. – А пока я думаю, было бы хорошо поговорить.
– О? О чем? – Она выпрямилась, ее глаза расширились от любопытства.
– Нашего ужина в закусочной было недостаточно, чтобы наверстать упущенное за пять лет.
– Ну и кто же в этом виноват? – проворчала она.
Я сглотнул, делая глубокий вдох, чтобы замедлить биение сердца.
– Было бы проще, если бы ты была непредвзята, хорошо? Я знаю, что ты злишься на меня и, боже, да, я заслуживаю этого. Но, пожалуйста, просто выслушай меня, прежде чем делать поспешные выводы – Я вздохнул и покачал головой.
Я так испортил наши отношения и понимал, что их уже не исправить. Но мне нужно было попытаться.
– Ладно. Я слушаю, – коротко ответила она.
На мгновение воцарилась тишина, и я был уверен, что она чувствует разочарование, исходящее от меня. Я хотел послушать, как она говорит. Хватит с меня мыслей, страхов и неуверенности. Рокки всегда помогала мне чувствовать себя лучше. Я хотел услышать ее голос и запомнить каждое слово.
– Ну, я надеялся, что ты будешь первой, – признался я.
– Я? Я не та, кто должен объяснится.
– Пожалуйста, – я практически умолял, но мне было все равно.
– О чем вообще я должна говорить?
– Давай начнем с самого начала.
– Например? – Она подняла бровь и поджала губы.
Я задумался на мгновение и понял, что у меня в голове все еще остался один жгучий вопрос.
– Например, почему ты изменилась?
– Я не...
Я прервал ее.
– Возможно, ты этого не видишь. Черт, Стефани, вероятно, тоже. Вы двое так плотно завернуты в кокон, которым является Бэтл-Фоллс, что обе не понимаете, что ты стала такой испуганной, нервной. Где девушка, которая была за веселье? Моя цыпочка для гулянок.
– Не называй меня цыпочкой. Я не животное.
– Вот именно. Вот тот пыл, по которому я скучал.
Она не отвечала какое-то время. Вдруг ее нижняя губа задрожала, и мне захотелось ударить себя в живот. Я все-таки это сделал. Я заставил ее плакать.
Я был засранцем.
– Я больше не рисую, – внезапно выпалила она.
– Что? Почему? – Я совершенно не ожидал, что разговор пойдет в этом направлении.
Она неловко заломила руки и глубоко вздохнула. Во мне бушевала внутренняя борьба между совестью и любопытством. Я хотел избавить ее от боли и сказать, что ей не нужно мне ничего говорить. Но любопытство взяло верх, и я снова почувствовал себя эгоистичным ублюдком, каким был всегда.
– В старших классах я была... храбрее. – Ее голос звучал кротко, как у ребенка, признающего что-то плохое. – Я еще не испытала, каким подлым может быть мир, и из-за этого я была самой собой и чувствовала себя нормально.