Настал день приема.
Анжела приехала в семь часов утра и колотилась до двух часов дня. А в два прибыли гости – немецкий банкир и его жена. Довольно молодые люди.
Анжела догадалась по разговору, что композитор держит деньги в немецком банке. Они обсуждали: как лучше разместить вклад.
– Чем выше процент, тем больше риск, – пояснил немец.
Жена перевела. Она говорила без акцента, Анжела сообразила, что жена – русская.
Дальше замелькали слова: евро, доллары, марки, инструмент…
Было заметно, что мозговой центр – жены. Они руководили и разруливали. Держали семейный руль в своих руках. Определяли направление.
Все, как в Мартыновке: мужики тоже ничего не делают, а бабы колотятся.
Анжелу за стол не пригласили.
Она ушла в дальнюю комнату и стала смотреть телевизор. И это было очень хорошо. Она устала, ноги гудели, аппетит отшибло.
Анжела не договорилась о деньгах заранее и теперь думала: сколько заплатят? Сколько дадут, столько и ладно. Работа по хозяйству ее не угнетала, тем более что в отдалении сияли снега Килиманджаро.
В голове крутились слова: «А мы пойдем по улочке, в кафешку забежим, закажем кофе с булочкой и что-нибудь съедим…»
Музыка сама ложилась на эти слова. Мелодия должна быть немножко приблатненная. Такая особенно нравится. Анжела будет петь и дергаться, и заводить зал.
А можно – в ритме вальса. Старомодный вальсок. Анжела будет петь и покачиваться. И всем захочется подхватить. Зал запоет и закачается, как тонкие деревья под ветром…
Анжела вышла к гостям. Надо было собирать тарелки, подавать новое блюдо.
За столом прибавилась еще одна пара: муж и жена. Лена и Николай. Лена была рыжая, с тяжелыми медными волосами, очень красивая и молодая. На вид лет тридцать. Позже выяснилось, что у нее внуки.
Муж – с длинными волосами, шея – жилистая, как у гусака. Позже выяснилось, что он не просто богатый, а очень богатый.
Жена композитора спросила:
– Коля, чем отличаются олигархи от обычных людей, кроме денег?
Николай подумал и сказал:
– Чувством страха.
– То есть…
– Страх потерять деньги, страх потерять жизнь.
– Тогда зачем это надо? – спросил композитор.
– Закрутилось, – ответил Коля. – Как наркота. Деньги делают деньги. Хочется увеличивать дозы.
Анжела поставила на стол тарелку с плациндами. Плацинды были с брынзой и с капустой.
– Что это? – спросила Лена. – Тесто?
– Это мука, вода… – растерялась Анжела.
– Жарится в масле?
– А в чем еще? Не в воде же…
Николай взял плацинду рукой. Откусил. Застонал.
– У тебя зуб болит? – спросил Игорь.
– Нет. Очень вкусно. Невероятно.
Немец отрезал ножом. Поддел вилкой.
– Зер гут, – похвалил он.
– Ничего особенного, – сказала Карина. – Просто чебурек с капустой.
– Но вкусно же! – воскликнул Николай.
– Потому что вредно! Все вредное – вкусно! – объяснила Лена.
– Это правда, – подтвердила жена банкира.
Анжела заметила: все женщины в Москве худеют. А в Мартыновке никто не худеет.
Анжела считала: есть собаки большие и собаки маленькие. Так же и люди: есть большие, а есть маленькие. И никто никого не хуже.
– Если так питаться, через год сосуды забьются холестеролом, – сообщила жена банкира.
– Но качество жизни заметно улучшится, – сказал Николай.
– За счет количества, – вставила Лена.
– А это никто не знает, – заметил композитор.
– Если хочешь, я возьму ее на кухню, – предложила Лена.
– Хочу, – сказал Николай.
Лена поднялась из-за стола и вывела Анжелу в прихожую.
– Вы могли бы у нас поработать? – спросила Лена.
– А за сколько? – спросила Анжела.
– А сколько вы хотите?
Анжела быстро посчитала: песня стоит пять тысяч. Если разложить на год, подучается четыреста с чем-то. Ей было неудобно произнести вслух такую космическую цифру.
– Думаю, мы договоримся, – сказала жена Николая и улыбнулась.
Улыбалась она, как ясно солнышко. Лицо светлело. Глаза, как на детском рисунке: нижняя линия века прямая, сверху – полукруг в ресницах.
– А можно деньги вперед? – осмелела Анжела. В прихожей появилась жена композитора.
– Она просит деньги вперед… – растерянно проговорила Лена.
– А зачем просить, когда можно заработать? – удивилась Карина.
– Ну хорошо, – согласилась Анжела.
Она ушла в дальнюю комнату и стала смотреть телевизор. По телевизору показывали, как какой-то богатей купил яйца Фаберже, чтобы вернуть их в Россию.
Анжела подумала: что стоило этому жилистому гусаку Николаю достать из бумажника пять тысяч долларов и отдать композитору? А что стоило композитору запросить не пять тысяч, а три. Или вовсе подарить. Но нет… Вот если бы прилюдно, принародно пожертвовать и все бы видели и воспели осанну, тогда куда ни шло. А если тихо, келейно, отдельному человеку… Плевать они хотели на отдельного человека. Их много, этих отдельных человеков, целая страна.