Ничего не сказав, я хлопнула дверью, вышла в коридор и сразу схватилась за свой раненый бок. Я посильней его сжала.
По всей видимости, из-за моих криков рана открылась. Я так сильно кричала на мать, чтобы хоть что-то донести до ее ведьмовской головешки, что теперь чувствовала адскую боль.
Настоящая дура, вот снова я саму себя убиваю. Точно ли я не мазохистка?
— Келли, подожди, — бабушка вышла из комнаты и пошла за мной, — ты так побледнела. Тебе плохо?
— Все в порядке.
Я ведь жива, а это главное. Так что тревога от Агаты мне не так уж необходима.
Вернувшись в свою комнату, я достала из-под кровати купленный пять лет назад большой чемодан и начала скидывать в него вещи. Обувь, одежда, привычная повседневная ерунда, любимые книги и даже плакаты со стен — все летело туда и постепенно образовывало огромную кучу.
— Что ты делаешь? — наконец спросила у меня бабушка.
— Разве не видишь? Я собираюсь уйти. Только что ты сама сказала, что мне разрешили.
— И куда ты пойдешь? Призрак Марисы сможет достать тебя везде, кроме этого дома. Пока мы не найдем способ отвадить ее от тебя своими силами, тебе даже в школу ходить не следует.
Я перестала собирать вещи, обернулась и посмотрела на бабушку.
Вся ее жизнь — это растения и цветы. Она их обожала, она не видела себя без них. Словно дерево, что не может без своих корней продолжать рост, так и Агата без своей магии станет абсолютно другим человеком. Для нее жизнь в особняке Роман так же привычна, как и дышать, но я в себе этой привычки не воспитала. Мне было до ужаса омерзительно причислять себя к числу проклятых сестер, я не жаждала силы зачарования, как и не желала жить всегда в этом доме, в абсолютной неволе. Эта клетка и моя тюрьма. Это точно не место спасения.
— Бабушка, ты правда думаешь, что запрет остановит Камиллу? — я решила больше не называть ее матерью. — Вы с детства ставили на мне эксперименты и пытались пробудить силы, которые мне вообще не нужны. Если я останусь здесь, то в течение следующих месяцев она только больше и чаще начнет меня истязать.
Оправдываясь тем, что хочет изгнать из меня духа сестры Марисы, Камилла предпримет еще не одну, и даже не десять попыток пробудить мои силы.
— За эти два месяца она и правда может убить меня? Ты за меня совсем-совсем не волнуешься, бабушка?
— Я знаю, что ты зла на свою мать и на меня, но пойми, Келли, Камилла делала это не из ненависти к тебе.
— Вот как раз это мне хорошо известно. Она делала это не из-за ненависти ко мне, а из-за любви к себе и к роду Роман. Вот только разве тебе это все равно эгоистичным не кажется? — и снова я начала закипать. — У моей дорогой матери чертова социофобия, она ненавидит людей, но в тоже время их жуть как боится. Она поэтому из дома не выходит, я это уже давно поняла. Я была нужна ей, чтобы после твоей смерти она могла со спокойной душой продолжать жить затворницей!
— Нет же, все не так… Точнее, не совсем так…
— А как тогда все? — я усмехнулась. — Хочешь сказать, что она делала это все, чтобы меня не потерять? Чтобы я не покинула вас? Ха-ха, какие же глупости! Она даже решила натравить на меня голодный дух! Да она на все согласна, лишь бы сделать проклятую сестру!
— Нет… На самом деле твоя мать сильно пострадала, когда была примерно твоего возраста, поэтому начала ограждаться от мира… Я не проявляла к детям должного внимания, вот она и стала… Она стала такой.
Какой «такой»? Она стала психопаткой, повернутой на себе самой?
Как бабушка оставляла маму и тетю Агнес самих на себя, так и мама решила следовать своему методу воспитания. Камилла предпочла вечно за мной следить, вечно меня донимать и вечно меня мучить. С одной стороны ее жажду контроля можно объяснить простейшим желанием уберечь меня от этого мира, но это же ложь в чистом виде. Ни одна адекватная мать не поставит свою дочь под удар, чтобы тем закалить, особенно если ребенку только семь или десять лет накануне исполнилось. Я предпочла бы, чтобы моя мать ко мне относилась так, как относилась к своему потомству Агата. Но вместо этого моя фанатичная мать решила задушить меня своей «заботой».
— Хочешь сказать, что она была настолько сильно ранена из-за твоего невмешательства в ее жизнь, что это ее изменило? Ладно, я поняла, но тогда скажи вот что, бабушка, разве травма дает право осознанно ранить других? Разве это справедливо вымещать злость не на обидчика, а на ребенка? Да ей же не замена в лице более молодой проклятой сестры нужна, а психиатр!
Я закрыла чемодан, схватила его в руки и отправилась к выходу.
Что мы имеем?
Два месяца до признания меня недееспособной ведьмой.
Шесть трупов и восемь без вести пропавших девушек.
Одного мертвого мага, одного голодного призрака, что пришел по мою душу, а еще одного живого охотника в своих помощниках…
Чего мы больше не имеем, потому что окончательно потеряли?
Одну полоумную ведьму-мать!
Я больше не намерена терпеть ее выходки. Хватит с меня.
25 — До чего мы докатились?
Волоча по асфальту чемодан на дребезжащих колесиках, я продолжала костерить весь этот чертов мир, проклятых сестер, мать и себя. Произошедшее только что в очередной раз меня убедило: колдовство — не гарантия выживания. Колдовство не спасло Марису, которая сделала меня целью; колдовство не облегчило боль в моем животе из-за колотой раны. Чтобы выдержать побег мне пришлось прибегнуть к простым лекарствам, так зачем тогда мне нужна неизвестная сила, которая меня только проклянет и даже после смерти заставит жить в особняке, который я терпеть не могла?
Меня радовало, что пользуясь советами женщин, подвергшихся насилию со стороны членов своей семьи или знакомых, я еще несколько лет назад начала подготавливать все нужные для побега вещи: заказала новую сим-карту и периодически оплачивала ее, завела банковский счет, на который откладывала деньги, и собрала нужные мне вещи в одном месте. Конечно, от ведьм это бы не помогло, ну а что я еще могла сделать? Мне было под силу только собирать вещи и ждать чудесного дня, после которого смогу сбежать на свободу. Кто же знал, что благодаря поступку моей матери этот самый шанс подвернется сейчас.
К счастью, моей семье дела не было до того, что я держу под кроватью забитый доверху теплой одеждой и прочими важными для меня вещами чемодан. Будь они чуть больше озабочены тем, что я могу уйти раньше наступления восемнадцатилетнего возраста, заколотили бы окна моей комнаты и сожгли чемодан. Их неуверенность в том, окажусь я бесполезной или нет, сыграла мне на руку. Они терроризировали и изводили меня, зная, что у меня нет выхода, но я создавала этот выход сама, своими руками. Я старалась, и кто бы знал, что мои старания приведут к такому результату.
Из-за одолевший разум злобы, я не заметила, как дошла до автобусной остановки, села в первый попавшийся на глаза автобус и уже добралась до другого конца Исада. Никто и слова мне не сказал, никто будто и не заметил, что несовершеннолетняя девушка добралась на автобусе до выезда из нашего богом забытого городишки. Мой конечный пункт был даже не вокзал, просто выезд с зачеркнутым словом «Исад».
— Ну и до чего мы с тобой докатились? — усмехнулась я, смотря на чемодан.
Я была настолько зла, пока ехала, что напрочь забыла включить голову. Ну кто вообще сидит на конечной остановке автобуса? Ради чего я здесь? Попутку словить? Я росла в доме ведьм и смотрела много ужастиков, в такие моменты можно нарваться на всякое, а я при том не имею никаких магических сил. Разве есть в этом смысл? Довериться в очередной раз судьбе, которая не раз уже пыталась лишить меня жизни?
Я села на чемодан и закрыла руками лицо. Всегда знала, что мой характер взрывоопасен, но, что он опасен и для меня, совсем не подумала.