Он подхватил старика под локоток и свел вниз по бетонным ступеням. Все складывалось как нельзя более удачно: на деда морок навести – раз плюнуть, а не выдержит сердчишко – ночью выкинуть в ближайшую подворотню, магию счистить – и все будет ровно. Наговор был составлен для суммы от «штуки» и выше, значит и две, и три может образоваться.
– Зовут меня Александр Николаевич, а вас? Впрочем, не важно. Итак, деньги, прошу вас?..
Ско… – Хозяин смолк на полуслове. – Пардон, я на минуточку, подперло срочно отлить…
Старик, пользуясь моментом, снял очки, наклонился над столешницей и дрожащей рукой потянулся к лицу, дотянулся грязным пальцем до левого глаза, сковырнул второе бельмо, спрятал в карман. И вовремя: вернулся Александр Николаевич, бросил полотенце на спинку стула и встал перед сидящим дедом.
Старик проскрипел, тускло глядя на его живот:
– Вы хотите отнять мои деньги. Их пять тысяч двести. – Речь его шла так медленно и с таким старческим глиссандо, что хозяин едва разобрал смысл. Старикан упрямился, надо же, какой кремень замшелый…
– Не отнять, а получить, в обмен на обучение русскому языку. Смотрите на подсвечник, сейчас я зажгу свечи, а вы пока доставайте деньги и кладите на стол, мы их будем пересчитывать… – Он осторожно повел ладонью – заклятье действовало и сидело прочно. – Так в чем же дело?..
Старик перестал спорить и запустил правую, ходуном ходящую клешню к себе за пазуху. То, что он вынул оттуда, вовсе не походило ни на кошелек, ни на бумажник. Это была черная трубка-цилиндр, диаметром около трех сантиметров и длиною сантиметров двадцать пять. На конце этой трубки сидело нечто вроде плиссированной юбочки, или сложенного зонтичного купола. Старик обхватил цилиндрик ладонью, щелкнул чем-то и зонтик раскрылся, превратившись в круглую гарду, а из торца черной трубки с шипением выскочила метровая лента какой-то черной субстанции. Мерцание, от нее исходившее, подсказывало, что это не металл, а скорее какое-то энергетическое поле, заключенное в форму прямого клинка. Острие клинка оказалось перед носом того, кто представился Александром Николаевичем.
– Э, э, дедушка, ты что удумал? – Хозяин понял, что все идет не так как полагалось. Смертным ужасом пробила догадка: «оллы накрыли»… Но – нет, не похоже, поле не то, мана не та… Ужас отступил, оставив пот на жирном загривке и слабость в коленках. Он отпрянул от клинка на метр, потом еще немного… Это не страшно, здесь можно управиться… Либо отвлечь и отнять, либо бросить в голову, чем потяжелее…
– Погоди, дед, ты мне эту штуку предлагаешь?
– Кх-х… нет… – Старик неуклюже повел мечом поверх стола и старинный бронзовый канделябр лишился, подобно сраженному Змею Горынычу, всех трех «голов» с незажженными свечами.
Гобой не был трусом, но осторожностью не пренебрегал никогда. С таким мечом шутить нельзя, но и… Надо что-то делать, а главное отвлечь, заговорить зубы…
– Ты что творишь, дед? Канделябр – из царского дворца, знаешь, сколько он…
– Убью, – объявил старик. – Только дернись. Он хватил клинком по столешнице красного дерева и здоровенный треугольник, едва не в ладонь толщиной, с глухим стуком упал на паркет.
– Деньги. – Старик задыхался и видимо поэтому старался говорить экономно. – Десять тысяч. Живо.
Гобой-Новый был тертый мужик и повидал всякое, но чтобы трухлявый пень, да под заклинанием, у него дома разбойничал… Однако факта скепсисом не перешибешь: он к стене прижат, а чертова саблюка у горла дрожит.
– Ладно… дед, осторожнее… нет у меня таких… дам!!! Сейчас дам все деньги…
– Сам… возьму… Иди… в ва-нну… Быстро…
Делать нечего, мужик попятился и на время оказался в безопасности от меча. Сейчас бы… Но как? – на окнах решетки, входная дверь у деда за спиной… Он задницей вперед ввалился в ванную комнату и хотел, было запереться изнутри, но спохватился, вспомнив свойства стариковского меча. Подковылял и старик.
– В ванну лезь.
– Зачем? – Гобой занес, было ногу, но замер: чутье и опыт уверенно подсказывали страшное. – Зачем еще в ванну?
– Пока я… запру… воду наберешь, помоешься, – и чтобы ни всплеска… К-х-хаа…
Нет, врал старик, врал. Он врет!
– Дед, не надо… Ты – убить собрался. Дед, я прошу… Давай спокойно по…
– Лезь.
– Нет. Лучше здесь кончай, хоть напачкаю… Дед, тебе ведь не деньги нужны. Я отдам деньги, отдам. Что еще хочешь, я помогу? Я живой тебе больше пригожусь. Дед, не надо, я ведь не заложу, у меня ведь статья подкирдычная… Чем тебе помочь, я мамой клянусь… Ну, подумай, в натуре, раскинь мозгами?.. Живой я полезнее. А мертвый я – улика.
Старик замер, мысли ворочались медленно, в глазах плавали черные круги. Прощелыга его расколол, что делать?
– Жилье… нужно. Чтоб никто…
– У меня живи. Жене скажу – дед из Вятки приехал… Сколько хочешь живи, ухаживать будем.
(Рано или поздно, заснет ведь, старая гнида… И тогда – никакой меч тебе…)
– Нет. – Старик, похоже, на что-то решился…
– Есть! Есть квартирка, прямо надо мной. С телевизором, с душем. Это моя, я ее для баб снимаю, от Ленки… Дед, там жить будешь, сколько хочешь, как сыр в масле. Никаких забот знать не будешь…
– Стой ровно. Ладно. Пятнадцать, живо. Верну… как чары снимешь…
– Но…
– Убью.
… Через два часа взаимной пытки недоверием, дед обрел себе жилище, как и обещал Гобой-Новый, этажом выше, в однокомнатной квартирке, с унитазом, душем, телевизором, холодильником и галереей порнографических плакатов на всех стенах всех помещений, от кладовки до туалета. Десять тысяч из пятнадцати он вернул Гобою, а пять оставил себе в качестве трофея. Заставил Гобоя снять заклятье. Гобой рискнул спросить старика, как тому удалось нейтрализовать магию, и старик ответил вроде того, что он старый, ко всему притерпелся и поэтому оно хуже действует, но все равно – голова болит и сердце, и что долго терпеть – мучительно крайне, потому и пять тысяч взял, на лечение… Потом старик пообещал оставить ему деньги, меч и барахло, если Саша (олленьий хрен тебе – Саша, старый ты сидор) похоронит его по-человечески, когда смертный час придет. Чтобы в землю, а не в огонь, в приличной домовине. Гобой, естественно, поклялся, со всей доступной ему искренностью, все исполнить по высшему разряду и, если понадобится, если стариковских не хватит, своих денег не пожалеть. Для такого-то матерого человечищи!..
Оставалось ждать, пока эта облезлая крыса откинет хвост или примерит паралич, либо инсульт.
Дни шли за днями. Старик не выходил на улицу, продукты, (обязательно и каждый день чеснок) и бытовую дребедень носил ему Гобой, причем старик даже платил ему за это из денег, у Гобоя же и отнятых. Он не смотрел телевизор, не читал газет, а только ел, спал, ходил по комнате, неукоснительно натаптывая положенное им для себя количество шагов, а остальное время сидел у окна и глазел на улицу. Что он там высматривал – неизвестно, но старик все смотрел и смотрел, сколько позволяли глаза, тут же в кресле и задремывал. Конечно, это был слабый дозор, а все лучше, чем никакой.
Восемь месяцев прошло, а проклятый дед, оккупировавший такой удобный «потаскушник», все не умирал… Гобой уже подумывал пристрелить его как-нибудь в удобный вечер, когда тот откроет дверь, да откладывал, надеясь на естественный исход событий… Но однажды его прихватили.
Старик не зря высиживал у окна: ему повезло, и он видел, как подъехал фургончик, с надписью «Булочки от Ежова», как невзрачные мужики в темных плащах и полумасках зашли, а потом вышли, под руки и за волосы волоча обмякшего от ужаса Гобоя, как два олла из дознавателей жезлами сканировали окрестности. Но старик даже в туалете старался не выпускать из рук открытый меч и тот надежно экранировал ауру старика, собственную магическую сущность, остатки заклятий, если вдруг Гобой не вычистил квартиру как следует, и вообще все связанное с колдовством и маной – в радиусе трех метров. Первый меч, оставленный сатанисту Ассаселу, был гораздо мощнее, экранировал на полной зарядке до восьми метров и мог подпитываться маной даже от мертвых тел. Этот, созданный Громом второпях и кустарно, был чуть послабже и запитывался только от живых теплокровных организмов. Но зато старику в свое время удалось сделать гениальное усовершенствование: из убитых им оллов меч высасывал не только их собственную энергию, но и подчистую втягивал и перерабатывал запас так называемой наложенной маны, которой наделялись оллы для выполнения положенных им обязанностей – из магов, воинов, жрецов, метеорологов – меч все жрал, все легко усваивал и был необычайно экономичным. Пролежал в тайнике семь десятков лет без подпитки, он еще оставался заряженным более, чем на половину. И вновь подкатила опасность: Сашку допросят с пристрастием, а значит – надо бежать с насиженного места. Стемнело и ждать больше нельзя.