— Да. Но как-то было наводнение, и родители потеряли все свои детские фотографии, снимки времен колледжа. Так что, я никогда не видела маму в том возрасте, что я сейчас.
Я чувствую, что кончиками пальцев тру теплую кожу, и понимаю, что в какой-то момент моей задумчивости ладонь саботировала здравый смысл и скользнула под воротник футболки Эштона. Я наблюдаю, как пальцы, будто по собственной воле, выводят маленькие круги. И, раз уж сегодня я вся такая смелая и вопрос этот вполне безобиден для человека, который не знает ответа на него, я решаюсь спросить, стараясь сохранить голос обыденным и несерьезным.
— А что насчет твоих родителей?
Возникает пауза.
— Что насчет них? — Эштон пытается выглядеть скучающе, но судя по тому, как сжались вокруг меня его руки, а мышцы шеи напряглись, я тут же понимаю, что нашла больное место.
— Не знаю… — Повернувшись лицом к дороге, я ненароком произношу: — Расскажи мне о них.
— Нечего особо рассказывать. — Скучный тон сменяется раздраженным. — Зачем тебе? Что слышала Рейган?
Смотря вперед, я глубоко вздыхаю и решаю не лгать.
— Что твоей мамы…нет?
Я чувствую, как Эштон выдыхает.
— Это так. Ее нет. — Произносит он это очень сухо, что не способствует дальнейшим расспросам.
Не знаю, что заставляет меня испытать удачу.
— А что с твоим отцом?
— Он есть…к сожалению. — Презрение в его голосе очевидно. — Оставь эту тему, Айриш.
— Ладно, Эштон.
* * *
Когда мы подходим к их дому, я успеваю уже раз пять спросить у Эштона, не хочет ли он дать рукам отдых, а он раз пять говорит мне замолкнуть и не вякать о том, что ему надо меня опустить.
Больше мы ничего не говорим.
Он шагает наверх прямо мимо Рейган — только что вышедшей из душа и утопающей в спортивных штанах Гранта — и любопытствующего Гранта, проходит мимо общей ванной и направляется в ванную в своей спальне. Там он аккуратно опускает меня на тумбочку.
Аналогичный моему стон дает понять, что ему стоило опустить меня довольно-таки давно.
— Прости, — бормочу я, чувствуя себя виноватой.
В дверном проходе появляются Рейган и Грант, когда Эштон со стоном растягивает руки перед грудью, а потом и над головой.
— Посмотрите-ка на эти большие, крепкие мускулы, — издевательски сюсюкает Грант и тянется сжать бицепсы Эштона.
— Иди на хер, Кливер, — огрызается он, отталкивая руки Гранта. Эштон хватает полотенце с крючка и начинает протирать мои волосы и лицо.
— Что! Я собирался вас подобрать, но Рейган сказала, что вы хотите… — Острый локоток Рейган, оказавшийся под ребрами Гранта, затыкает его на середине предложения.
— Вот. Чай. — Рейган передает мне дымящуюся кружку.
Одного глотка хватает, чтобы понять: это не просто чай.
— Ты подлила спиртного в чай больного человека, — уныло утверждаю я. Алкоголь обжигает горло. — Кто ты после этого?
— Уж лучше это, чем то, что получает хромая лошадь, — отвечает Рейган, развязывая шнурки на моем кроссовке и стягивает носок. Я втягиваю воздух сквозь зубы. — Насколько все плохо? Нам надо тебя в больницу отвезти?
Я вижу фиолетовый синяк на подъеме ноги и отекшую лодыжку.
— Нет, это всего лишь растяжение, я думаю.
— Ты еще не доктор, Айриш, — бормочет Эштон и нагибается, изучая мою ногу. В этот момент я вижу, что футболка на его спине словно превратилась во вторую кожу. Видны все изгибы, все бугорки мышц, все части тела Эштона. Идеален. Мое тело защитило его спереди, но спина взяла на себя основную тяжесть дождя. Если он и замерз, то этого не показывает. — Приложим лед пока, но если станет хуже, отвезу тебя в больницу.
Я киваю, замечая, как Эштон руководит ситуацией. Словно у меня в этом деле и вовсе нет права голоса.
— Должны помочь. — Грант протягивает мне пару костылей. Увидев мое хмурое выражение лица, он объясняет: — Это Тая. Он, по крайней мере, пару раз в год на вечеринках растягивает лодыжку. Хорошо, что он роста небольшого. Для тебя они как раз должны быть впору.
— Он не будет против?
— Не, до ноября они ему нужны не будут. Как часы, — говорит Грант, а потом глядит на мою ступню и улыбается.
Внезапно я чувствую себя неловко.
— Что?
Пожав плечами, он отвечает:
— У тебя сексуальные ступни, Айриш. — За его словами тут же следует стон, когда Рейган в шутку шлепает его по груди.
— Хватит разглядывать ступни моей соседки!
— Ладно, дай твои поразглядываю.
— Фуууу! — визжит она и подныривает под его руку, удирая из комнаты. Грант несется за ней.
— Лед принесите! — орет им вслед Эштон, а потом совсем тихо ворчит: — Этот идиот вылетит из команды.
Я наблюдаю, как он ковыряется в ящике под раковиной и достает оттуда аптечку.
— Не вылетит, если тренер не узнает. Они счастливы.
Эштон замирает. Проходит добрых четыре секунды, прежде чем его руки снова начинают шевелиться, вытаскивая бинты и антисептик.
— Хочешь позвонить Коннору и сказать, что ты здесь?
«Коннор».
— А, да. — Я даже не подумала о том, что надо ему позвонить. Отчасти я о нем забыла…Не отчасти. Совсем забыла. — Он же делает ту работу в библиотеке, да? Не хочу его отвлекать.
Взяв в руки мою пораненную ладонь, Эштон поднимает глаза и тихо спрашивает:
— Уверена?
И у меня появляется ощущение, будто он спрашивает о чем-то совершенно ином. Уверена ли я в Конноре, может быть.
Внезапно атмосфера в помещении сгущается. Мои легкие усиленно работают, прогоняя сквозь себя воздух, а его темные глаза изучают мои в поисках ответа.
— Наверное. — Все, что я могу выдавить.
Эштон дрожит, и я вспоминаю, что он промок до нитки.
— Тебе надо переодеться, а то заболеешь, — шепчу я, многозначительно глядя на его футболку.
Отпустив мою руку, он тянется за спину и за воротник стягивает футболку через голову. Швырнув ее в угол, он снова берет меня за руку. И я оказываюсь лицом к лицу с грудью, образ которой уже несколько недель не могу вытеснить из мыслей. Грудью, при виде которой сбивается дыхание. Грудью, так нагло пялиться на которую в трезвом виде мне пока не доводилось. А теперь я пялюсь. Как олененок, ослепленный фарами, не могу отвернуться и изучаю все бугорки и изгибы.
— Что это значит? — спрашиваю я, подбородком показывая на чернильный символ на груди в районе сердца.
Эштон молчит. Полностью избегает ответа на вопрос, проводя большим пальцем по моей нижней губе.
— У тебя тут слюни, — бормочет он, а потом снова сосредотачивается на царапине на моей ладони. Лицо же мое пылает и без его внимательного взгляда.
— Все не так плохо, как кажется, — слышу я свое бормотание, когда он переворачивает мою ладонь над раковиной. Взгляд цепляется на кожаный браслет на его запястье. Такое ощущение, будто он его не снимает. Никогда. Я стучу по нему свободной рукой и спрашиваю:
— Зачем он тебе?
— Какая ты сегодня любопытная, Айриш. — Судя по тому, как сжимаются его челюсти, я понимаю, что это еще один скрытый за семью печатями ответ.
Рейган была права. Он не обсуждает ничего личного. Вздохнув, я наблюдаю, как он откручивает крышку с антисептика и держит мою руку вытянутой.
— Да она даже не… — Я собиралась произнести слово «болит». Но вместо этого с языка срывается такая брань, что моряк с пожизненным стажем бы мной загордился. — Какого хера ты творишь? Черт! Его так не льют, козлина ты дурная! Блядь! — Меня охватывает боль, а царапину мучительно жжет.
Эштон даже ухом не повел. Он поворачивает мою ладонь туда и обратно, рассматривая ее поближе.
— На вид все чисто.
— Конечно, чисто, ты только что все отбелил к чертям собачьим!
— Расслабься. Сейчас перестанет жечь. Пока мы подождем, чтобы боль стихла, отвлекись и поразглядывай меня. Ты же так во все это и впуталась… — На секунду его веселый взгляд сталкивается с моим и возвращается к ладони. — Неплохое сочетание, кстати. «Козлина дурная»? Серьезно?
— Я говорила это в самом лучшем смысле слова, — ворчу я, но совсем скоро уже борюсь с собственными губами, которые так и норовят изогнуться в улыбке. Думаю, это и правда забавно. Или будет, когда я смогу ходить…Полная решимости не поддаться искушению, я обвожу взглядом маленькую ванную, рассматривая плитку за стеклянными створками душа, успокаивающе белые стены, белые пушистые полотенца…