— Спасибо.
Я сглатываю застрявший в горле комок и шепчу:
— За что?
— За то, что помогла забыться. Хоть ненадолго. — Он целует костяшки моих пальцев и добавляет: — У нас ничего не получится, Айриш. Оставайся с Коннором.
Сердце падает в пятки, когда он отпускает мою руку. Отвернувшись, Эштон идет к ванной. Его тело напряжено, а голова немного опущена, словно в поражении.
Боюсь, если я не спрошу сейчас, то не смогу никогда.
— Что означает «одна ты — навсегда»?
Он колеблется, дойдя до дверного прохода. Одну руку кладет на ручку, другой хватается за дверной откос. Бицепсы на руках напрягаются. Его тело качается в сторону ванной, и я предполагаю, что не получу ответа.
— Свободу. — Он закрывает за собой дверь.
Для меня одна ты — навсегда. Одна ты означаешь свободу.
Все, что мне остается, — взять лежащие на кровати костыли и, хромая, уйти из комнаты. Мне нужно время, чтобы подумать, а думать рядом с Эштоном невозможно.
«У нас ничего не получится, Айриш. Оставайся с Коннором».
«Блин. Коннор».
Я забыла о нем. Опять.
Глава 14.
Выкладывай все, как есть.
— Я была на пробежке. Знаете, хотела попробовать что-нибудь новенькое. Повеселиться.
— Правда? И как, повеселилась?
— Передвигаюсь теперь на костылях, доктор Штейнер. Я растянула лодыжку.
— Хмм. Что ж, сильно весело это не звучит. Как и сама пробежка.
— Да, это полная противоположность веселья.
С учетом всех пакетов со льдом, учебных пар и нескольких неловких моментов с Рейган в душе, прошедшие полторы недели были сущим кошмаром. В прошлую субботу я пропустила часы работы волонтером, потому что нога болела слишком сильно. Эту бы неделю тоже пропустила, если Коннор не предложил бы меня подвезти.
— А как все в целом?
— Запутано.
— И кто из ребят тебя путает?
— А сами-то Вы как думаете? — бормочу я, ожидая белую Ауди Коннора. Я сказала, что буду ждать его на этой скамейке в парке, чтобы быстро запрыгнуть в машину, когда он подъедет. Я так благодарна, что ради меня он пожертвовал целой субботой, когда мог бы учиться. Знаю ведь, что к следующей неделе ему нужно сдать огромную письменную работу.
И я не заслуживаю Коннора после того, чему позволила случиться с Эштоном. Его лучшим другом.
Случившееся я списала на временное помутнение рассудка. Временную ошибку в суждении, вызванную полномасштабной атакой Эштона сразу и на мое сердце, и на мое либидо.
Как только я вырвалась из возникшей ситуации, Грант отвез нас с Рейган в общежитие, где я разрывалась между тем, что прикладывала лед к ноге, притворялась, будто учусь, ерзала под пристальным взглядом Рейган и, словно на повторе, прокручивала в памяти воспоминания о произошедшем днем.
И последние восемь дней, пропустив в процессе несколько пар, я практически только этим и занималась. Избегала Эштона. Он и сам встречи со мной не искал, и это к лучшему. Я не справилась бы с ним, пока имею дело со всепоглощающим чувством вины, которое испытываю рядом с Коннором. Коннор заскакивает каждый день, чтобы узнать, как у меня дела, и приносит с собой цветы, капкейки и плюшевого мишку для «быстрого выздоровления». Словно у него составлен список под названием «Как заставить Ливи разорваться от чувства вины за то, что тайно целовалась с моим лучшим другом», и он строчку за строчкой вычеркивает из него пункты. Чувства вины, от которого приходится стискивать зубы, чтобы не перечислить в порыве все свои глупости. Чувства вины, которое заставляет меня осыпать его поцелуями… столькими, что у меня уже заболели губы.
Да только проблема в том, что никакое количество поцелуев с Коннором не сопоставимо с интенсивностью того единственного с Эштоном. И это причина, по которой я едва все не рассказала.
Но не могу. Слишком напугана. Слишком слаба. Боюсь, что могу выбросить прекрасные отношения — отношения с большой буквы — ради спровоцированного моментом поцелуя, который больше все равно не повторится. В конце-то концов, Коннор ведь сказал «не будем торопиться и все усложнять». А эти слова без труда можно интерпретировать как «без обязательств». И если мысленно я почаще буду это повторять, может, и сама в них поверю.
Либо я могу притвориться, что тот случай с Эштоном вовсе не произошел. Полностью его игнорировать.
— Не расскажешь, что случилось? — будничным тоном спрашивает доктор Штейнер. — Естественно, осуждать не буду.
Вздохнув, я бормочу:
— Не могу.
Боюсь, если начну рассказывать, разболтаю секрет Эштона. А я обещала, что никому не скажу.
— Ладно…как я могу помочь?
— Никак. Мне просто надо держаться от него подальше. По-моему, он сломлен. Как Кейси раньше.
— Понятно. И ты, в лучших своих традициях, эмоционально привязалась раньше, чем это поняла.
— Думаю, это так… — Когда сердце начинает болеть при мысли о нем, когда я разыгрываю в мыслях дюжины сценариев, по которым Эштон мог стать таким, какой есть, когда мне хочется отследить его отца и накричать на него? Да, я вполне уверена, что именно так все и получается.
— А это, помноженное на твою к нему симпатию, помогает быстро вывести все из-под контроля, особенно, если учесть, что ты продолжаешь эти свои отношения с его лучшим другом.
От стыда я опускаю голову, ведь в очередной раз читающий мысли мозгоправ в двух предложениях выразил неделю моих внутренних метаний.
— Мне нельзя сбиваться с пути сексуальным парнем и его проблемами. Слишком отвлекает. Мне просто нужно избегать его весь следующий…год.
— Сложно выполнить, раз уж он живет с Коннором.
— Уж всяко лучше альтернативы, — бормочу я себе под нос, потирая лоб.
— Хмм… — Повисает долгая пауза, а потом я слышу, что доктор Штейнер хлопает в ладоши. Видимо, со мной он разговаривает по громкой связи. — Вот оно! Я придумал твое задание на неделю.
— Что? Никаких заданий, доктор Штейнер. Вы сказали, что больше их не будет. Вы сказали…
— Я соврал. Ты найдешь в Эштоне пять подкупающих черт характера.
— Вы меня совсем не слушали?
И в свойственной доктору Штейнеру манере он меня игнорирует.
— И, как часть задания, ты все время будешь говорить, о чем думаешь. Правду. Не анализируй слишком много, не подбирай слова. Просто выкладывай все, как есть. А если он задаст вопрос, ты должна честно на него ответить.
— Что? Нет! Зачем?
— Назовем это экспериментом.
— Но…Нет! — лопочу я.
— Почему нет?
«Потому что то, о чем я думаю рядом с Эштоном, обычно включает в себя его тело!»
— Потому что…нет!
— Через месяц жду полный отчет.
— Нет. За месяц я его едва увижу. У меня сессия. Я занята.
— Уверен, ты справишься.
— Нет.
— Пойди мне на встречу.
Я упрямо стискиваю зубы.
— Я всегда иду Вам на встречу, доктор Штейнер. Но на этот раз я говорю «нет». Это плохая идея.
— Хорошая. Месяц.
— Вы меня не заставите.
— Да что ты?
Я поджимаю губы, глубоко вдыхая.
— Я ведь могу солгать.
— А я могу заявиться в твое общежитие со смирительной рубашкой и твоим на ней именем.
Я резко вдыхаю, чувствуя, как округляются глаза.
— Не посмеете… — Он точно посмеет.
— Не будем проверять, да? Месяц, Ливи.
— А что насчет Коннора?
— Я не говорил перепихнись с Эштоном в процессе «его узнавания».
— Боже ты мой, — морщусь я.
— Прости, так мои мальчики говорят. Это не круто?
— В этом разговоре вообще ничего крутого нет, Штейнер, — стону я. — Мне надо идти. В любую минуту приедет Коннор.
— Просто доверься мне, Ливи. Еще лишь раз. Это хорошая идея.