— Ты в порядке? — Мне приходится оторвать взгляд от их лиц и увидеть, что постоянная улыбка Коннора несколько колеблется. — Выглядишь немного бледной.
— Да, просто… — Я глубоко вздыхаю, пытаясь разобраться в интенсивности эмоций, затопивших сердце. «Просто что?»
— Твои родители? — Он наклоняется, чтобы взглянуть на фотографию в моих руках. — Ух ты, посмотри-ка на твою маму! Откуда у тебя этот снимок?
Я откашливаюсь.
— От отца Рейган.
— Ничего себе, любезно с его стороны.
— Да, любезно, — повторяю я.
«Нет, не любезно, Коннор. Удивительно, невероятно, поразительно. Вот так, Коннор. Потрясающе. Я. Потрясена. Все, что я знала или думала, что знала, снесено».
Провел бы Коннор целую неделю, разбирая коробки? Отодвинув в сторону учебу, рискнув своими оценками, и все ради меня? Те слова Эштона о том, что он задерживает работу…о том, что он чем-то занят по вечерам. Вот, чем он занимался.
Сейчас мне хочется лишь подбежать к Эштону, прикоснуться к нему, быть поблизости от него, поблагодарить его. Дать ему знать, как много он для меня значит.
— Пойдем. — Коннор берет меня за руку, быстро выбросив из головы весь разговор. Словно это просто банальность. — Познакомишься с моими родителями.
Теперь я не просто страшусь встречи с родителями Коннора. Это стало последней в этом мире вещью, которую мне хотелось бы делать. Но мне некуда деваться. Запихнув подальше внезапное желание вырвать, я позволяю ему провести себя сквозь толпу, нацепив на лицо свою лучшую фальшивую улыбку и молясь, чтобы любые смешки могли быть списаны на нервы перед знакомством с ними.
Он останавливается перед пожилой парой.
— Мам, пап, это Ливи. — Он нежно опускает руку мне на поясницу.
— Здравствуй, Ливи. Я — Джослин, — говорит мама Коннора с широкой улыбкой.
Я замечаю, что у Коннора ее глаза и цвет волос. Акцента у женщины нет, но я помню его слова о том, что она — американка. Она быстро проходится по мне оценивающим взглядом, протягивая руку. Это оценивание безобидно и совершенно не неприятно, и все же я борюсь с желанием отскочить.
Рядом с ней стоит отец Коннора.
— Здравствуй, Ливи. — Голос у него такой же, как у Коннора и моего отца, только акцент сильнее. Не будь я готова убежать отсюда, словно меня подожгли, я бы, скорее всего, уже растаяла. — Я — Коннор-старший. Мы так рады познакомиться с девушкой, которая, наконец, завладела сердцем нашего сына.
«Завладела сердцем нашего сына? Куда подевалось «неторопливо и без сложностей»? Я кошусь на Коннора и вижу, что он залился краской.
— Извиняюсь, что заставил краснеть, — говорит отец Коннора, тяжело опустив руку на плечо своего сына. — Но это правда.
Большой палец Коннора игриво скользит по моей спине, пока во мне волной поднимается чувство тревоги, пробираясь в грудь, подавляя возможность дышать. Это плохо, плохо, плохо. И ощущается все совершенно неправильно.
Я натягиваю на лицо свою лучшую улыбку.
— Ваш сын — хороший человек. Вы должны им гордиться.
— Ох. Я и описать не могу, как мы им гордимся, — расцветает Джослин, посматривая в его направлении. — Его ждет светлое будущее. А сейчас оно стало еще светлее, когда в нем появилась ты.
«Они с ума сошли? Я его знаю всего лишь два месяца!»
Я опускаю взгляд на идеальный кардиган и жемчужное ожерелье, виднеющиеся из-под идеального бушлата Джослин, и перед глазами мелькают ухоженные газоны и болонки — все те элементы, которые мое подсознание ассоциировало с представлением об идеальной жизни, которую я могла бы разделить с главной звездой, сейчас стоящей рядом со мной. Единственной звездой, как я была убеждена до этого момента. Которая не скрывает шрамы под татуировками, не носит символ своего мрачного детства на запястье, не погребена под тайнами, в том числе и относительно того, как и когда умерла его собственная мама. Которая не станет тратить неделю на поиски, возможно, вовсе не существующего листа бумаги, потому что ему хотелось, чтобы снимок был у меня, а не ради того, чтобы я знала, что он провел неделю за его поисками.
Прямо здесь стоит передо мной та жизнь, которую, как я думала, хотели для меня мои родители. Единственная жизнь, в которой я когда-то видела себя. Я ее нашла.
И мне надо сломя голову от нее бежать.
— Прошу меня извинить, но у меня волонтерская смена в больнице. Мне нужно идти, если я хочу успеть на поезд.
— Разумеется, дорогая. Коннор говорил нам, что ты планируешь поступить в медицинскую школу, правильно? — Джослин с одобрением кивает. — Замечательная студентка.
«Ага, с тройками повсюду!»
— Ладно, народ, — произносит Коннор. — Вы меня достаточно уже засмущали. — Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку, и шепчет: — Спасибо, что пришла посмотреть на мою гонку, Ливи. Ты — лучшая.
Натянуто улыбнувшись и кивнув, я отворачиваюсь и как можно быстрее ухожу, стараясь не сорваться на бег. Взглядом я обвожу толпу в поисках своей прекрасной, сломленной звезды.
Но он исчез.
* * *
— Я думала, вы будете радоваться в предвкушении Хэллоуина. Ну, знаете…костюмы и все такое.
Я слегка тяну Дерека за ковбойский жилет. В ответ он пожимает плечами, с повешенной головой вяло катая туда-сюда игрушечную машинку. Я боюсь даже спрашивать, как он себя чувствует.
— Они не разрешают нам есть много конфет, — обиженно тянет Эрик, который сидит крест-накрест сложив ноги и теребит пиратскую повязку на глазу. — И сестра Гейл сказала, что отберет у меня шпагу, если я еще за кем-нибудь с ней бегать буду.
— Хм. Скорее всего, это хорошее правило.
— Кем ты нарядишься, Ливи?
— Ведьмой. — Ни за какие коврижки я не стану объяснять пятилетним детям, почему «школьница» может рассматриваться как подходящий для Хэллоуина костюм. Могу представить, какие вопросы это разожжет. — Я сегодня пойду на вечеринку, — неохотно признаю я.
— Ох. — Эрик, в конце концов, снимает повязку с глаза, чтобы изучить. — У нас тоже должна была быть вечеринка сегодня, но ее отменили.
— Почему же?
— Из-за Лолы.
«Лола». Страх проводит по спине своими ледяными пальцами. Я могу придумать лишь одну причину, которая заставит их отменить праздник для детей, которым он нужен больше всего. Спрашивать нет желания. И все же, мне не удается сдержать дрожь в голосе.
— А что с Лолой?
Я замечаю, что Дерек слегка повернул голову, переглянувшись с братом. А затем Эрик снова переводит на меня взгляд своих грустных глаз.
— Мне нельзя тебе рассказывать, потому что мы договорились.
— Лола… — Я откашливаюсь из-за комка, внезапно вставшего поперек горла, а во мне разливается странное оцепенение.
— Ливи, почему нам нельзя об этом говорить? Потому что это тебя огорчает?
«Потому что это тебя огорчает?» Его тоненький голосок, такой невинный и любопытный. Такой поучительный. «Хороший вопрос, Эрик». Это правило придумано ради них или ради меня? Я закрываю глаза, сдерживая наворачивающиеся слезы. «Нельзя сдаваться перед ними. Нельзя».
А потом на мои плечи опускаются маленькие ручки.
Открыв слезящиеся глаза, я вижу близнецов, стоящих по бокам от меня. Дерек наблюдает за мной, нахмурившись.
— Все нормально, Ливи, — говорит он хрипло. — Все будет нормально.
Два пятилетних мальчика, страдающих от рака и только что потерявших друга, успокаивают меня.
— Да. Не волнуйся. Ты привыкнешь, — добавляет Эрик.
«Ты привыкнешь». Эти слова крадут весь кислород из легких и оборачивают кровь в лед, которая словно замерзает в моих венах. Я знаю, что это не так, ведь я все еще жива. Сердце все еще бьется.
Но в то же время, за два слова, за секунду во мне умирает нечто значимое.
Я сглатываю и, поцеловав, сжимаю их ручки. Улыбнувшись им своей самой теплой улыбкой, я произношу:
— Простите, мальчики.