Я неистово трясу головой.
— Все было не так. Просто…обстоятельства изменились.
— Ой, да что ты? — Он шагает вперед. — И что же еще изменилось?
— Да все! — кричу я, смахивая внезапно потекшие слезы. — Мое будущее. Больница. Принстон, возможно?
До этого момента я не осознавала, но это место…здесь все так, как и обещалось в каталогах, на сайте, в рекламных проспектах, но все равно это не то, чего я хочу. Это не дом. И никогда им не станет. Я хочу обратно в Майами, к своей семье. Я еще не готова их оставить. Единственное, чего мне от Принстона хочется, молчит, сложив руки на груди, пока я изливаю всю свою подноготную.
— Ты и я…мы не подходим друг другу. — Коннор дергается, словно я его ударила, но я продолжаю говорить. — Я люблю Эштона. Он понимает меня. А я понимаю его. — Быстро бросив взгляд на Эштона, я вижу, что он крепко зажмурился, словно ему причиняют боль.
В выражении лица Коннора появляется что-то, похожее на жалость.
— Думаешь, что его понимаешь, Ливи? Правда? Думаешь, ты его знаешь?
Я сглатываю, чтобы голос не дрожал.
— Я не думаю. Я знаю.
— Ты вообще в курсе, сколько баб прошло через эту комнату? Через эту постель? — Для пущей убедительности он показывает рукой в ту сторону. Я насильно поднимаю подбородок, стараясь быть сильной. Не хочу знать. Это не важно. Сейчас он со мной. — Надеюсь, что вы, по крайней мере, предохранялись.
Презервативы.
Я совершенно о них забыла. Слишком много эмоций было.
Вся краска сползла с моего лица, и это послужило ответом.
Коннор опускает голову, разочарованно ей покачивая.
— Иисусе, Ливи. Думал, ты умнее.
Эштон не проронил ни слова. Ни слова, чтобы защитить себя или нас. Он молча стоит, с грустными, покорными глазами наблюдая за всей этой катастрофой.
Мы втроем стоим в неправильном треугольнике. Воздух между нами ядовит и его можно резать ножом. Ложь ясно закручивается, пока правда о том, что происходит между мной и Эштоном, исчезает в небытие.
В таком виде нас и находит Дана.
— Что происходит?
Самый что ни на есть искренний страх на мгновение искажает лицо Эштона, а потом пропадает, заставив его на три оттенка побледнеть.
— А ты что здесь делаешь?
— Думала удивить тебя, — произносит она, так осторожно ступив в комнату, что можно было бы подумать, будто пол заминирован.
Коннор складывает руки на груди.
— Почему бы тебе ей не рассказать, Ливи? Давай…расскажи то, что только что сказала мне.
Коннор пристально на меня смотрит. Эштон тоже. И когда симпатичная, милая Дана добавляется к картине, широко раскрыв глаза от смятения и страха, она тоже на меня смотрит, хватаясь за руку Эштона.
Краем глаза я замечаю сверкание.
Бриллиант на левой руке Даны. На безымянном пальце.
Воздух застревает в горле.
Когда он сделал ей предложение?
Эштон понимает, что я увидела кольцо, потому что закрывает глаза и начинает рассеянно теребить кожаный браслет на запястье.
Он вернулся на запястье.
Эштон снова нацепил оковы себе на запястье. Что значит, он отказался от той свободы, которую прошлой ночью я ему подарила.
Судя по выражению ужаса на лице Коннора, он тоже увидел кольцо и теперь полностью осознал весь размах предательства.
— Расскажи ей, Ливи. Расскажи, что происходит между тобой и ее будущим мужем, если считаешь, что так хорошо его знаешь.
Мне ничего не нужно говорить. Лицо Даны бледнеет. Я наблюдаю, как она осматривает меня с головы до ног, а потом поворачивается к кровати и снова ко мне. Практически отпрянув от руки Эштона, она на подгибающихся ногах делает три шага.
— Эш? — Ее голос дрожит, когда она смотрит на него.
Он опускает голову, едва понятно пробормотав:
— Я совершил ошибку. Просто дай мне объяснить.
Ударившись в слезы, она выбегает из комнаты. Эштон не медлит ни секунды. Он несется за ней, а ее крики разносятся по всему дому.
Поворачивается спиной ко мне. К нам. К тому, кем мы, черт побери, были. Ошибкой.
Слова Коннора едва слышны, но жалят. Мягки, но смертоносны. Честны, но так далеки от правды.
— Сегодня ты помогла разбить два сердца. Наверное, гордишься собой. Прощай, Ливи.
Дверь в спальню захлопывается за ним.
И я понимаю, что у меня больше нет причин оставаться здесь. Ни в этом доме, ни в этом колледже. Ни в этой жизни, которая и не моя вовсе.
Мне придется все отпустить.
Так что, я ухожу прочь.
Ухожу прочь, оставляя позади голоса, крики, обманутые надежды.
Ухожу прочь, оставляя позади свои обманы, ошибки, сожаления.
Ухожу прочь, оставляя позади то, кем я должна была быть и кем я быть не могу.
Прочь ото всей этой лжи.
2 You Are My Sunshine (англ.) — «Ты мое солнышко».
Глава 18.
Отпустить.
Они обнаруживаются за кухонным столом. Кейси сидит на коленях у Трента, запустив пальцы ему в волосы, и смеется над Дэном, пока тот тыкает пальцем в округлившийся живот Шторм, пытаясь вызвать у ребенка ответную реакцию. Шторм должна родить через два месяца, и сейчас она прекрасна, как никогда.
— Ливи? — Сестра смотрит на меня со смесью удивления и беспокойства в бледно-голубых глазах. — умала, ты не приедешь домой на каникулы.
Я сглатываю.
— Как и я, но…обстоятельства изменились.
— Заметно. — Она выразительно поглядывает на мой наряд.
Я так и не вернулась в общежитие, чтобы переодеться. Просто запрыгнула в такси до Ньюарка и дождалась первого свободного рейса в Майами. Потребовалось десять часов, и вот я здесь.
Дома.
Откуда и вовсе не должна была уезжать.
Никто не произносит ни слова, но спиной я чувствую их взгляды, когда подхожу к буфету и достаю бутылку текилы, которую Шторм хранит на верхней полке. Для экстренных случаев, как она говорит.
— Ты была права, Кейси. — Я беру две стопки. — Все это время ты была права.
* * *
— Я скучала по крикам чаек, — шепчу я.
— Обалдеть, тебе и правда лечиться надо.
Фыркнув, я махаю рукой в направлении Кейси и умудряюсь шлепнуть ее по щеке. Прошлым вечером, с бутылкой текилы и двумя стопками в руках, я молча вышла на открытую террасу. Кейси пошла за мной и поставила лежак рядом с моим. Не сказав ни слова, она наполнила стопки.
И я начала изливать душу.
Все рассказала своей сестре.
Созналась во всех деталях последних двух месяцев, даже самых интимных и постыдных. Начав выходить наружу, правда полилась из меня нескончаемым потоком. Уверена, выпивка помогла, но присутствие сестры помогло еще больше. Кейси просто слушала. Держала меня за руку и крепко сжимала. Она не осуждала, не ругалась, не вздыхала и не бросала разочарованных взглядов, не заставляла меня стыдиться. Поворчала, правда, насчет презервативов, но потом быстро признала, что не ей судить.
Она плакала со мной.
В какой-то момент пришел Трент и накрыл нас покрывалом. Он не проронил ни слова, оставив нас наедине в своем пьяно-рыдательном ступоре. И я отключилась с первыми лучами поднимающегося из-за горизонта солнца, совершенно истощенная из-за всех эмоций, секретов и лжи.
— Можно я еще раз посмотрю фотографию? — тихо просит Кейси.
Я достаю из сумки снимок формата десять на пятнадцать и отдаю ей. Как хорошо, что он был при мне, когда я уехала.
— Поверить не могу, какие они здесь молодые, — бормочет она, как и я тогда, проводя пальцами по изображению. Я улыбаюсь про себя. Еще три года назад Кейси не могла смотреть даже в направлении фотографий наших родителей.
Махнув снимком, прежде чем отдать его мне, сестра произносит:
— Доказывает, что ты ему небезразлична, Ливи. Даже, если он и катастрофа ходячая.
Я закрываю глаза, и с моих губ срывается тяжелый вздох.
— Не знаю, что делать, Кейси. Вернуться я не могу. В смысле…он помолвлен. Или был помолвлен.
Помолвлен ли он еще? Немного раньше я получила от Рейган сообщение с текстом «Где тебя, блин, носит?». Объяснив, что я вернулась в Майами, мы обменялись несколькими сообщениями, но никаких новостей для меня у нее не было. Либо она не хотела ничего мне говорить, кроме того, что ей пришлось целый день скрываться в комнате Гранта из-за стоящих в доме криков.