От этого я только больше переживаю насчет Эштона. Что, если он не с Даной? Что с ним сделает его отец? Использует ли он что бы то ни было против него?
— И он однозначно ходячая катастрофа, — повторяет Кейси. — Ему надо с собой разобраться, прежде чем он сможет двигаться с кем-то дальше, в том числе, и с тобой.
От одной мысли об этом грудь спирает. Она права. Что бы ни было между нами с Эштоном, мне придется это отпустить. Как бы ни хотелось мне стараться и дальше, оставаться с ним рядом, пока он борется с демонами, с которыми должен бороться, я не могу этого делать. Не таким образом.
Не с Коннором, Даной и… уф. Кольцо. Внутренности сворачиваются. Это чувство — любовь ли это или нет — превратило меня в эгоистичную, манипулирующую всеми идиотку, которая берет желаемое, даже если ранит при этом других. Которая продолжает убеждать себя, что все сделанное ей — в порядке вещей, потому что знала, что желаемому мужчине она была небезразлична.
Которая, скорее всего, снова попала бы в ту же ловушку, потому что все казалось правильным, несмотря на всю свою неправильность.
— Тебе не обязательно возвращаться.
Приоткрыв одно веко, я гляжу на нее, морщась от резкого солнечного света.
— В смысле…просто отказаться от всего?
Она пожимает плечами.
— Я бы не назвала это отказом. Скорее методом проб и ошибок. Или передышкой. Возможно, время, проведенное вдали от Эштона и учебы, позволит взглянуть на ситуацию под другим углом. А, может, ты и так уже смотришь на нее под другим углом, просто нужно немного времени, чтобы все улеглось.
— Да. Может быть. — Я закрываю глаза, с благодарностью впитывая в себя комфорт от нахождения дома.
* * *
— Уверена, что не хочешь, чтобы я остался? — спрашивает папа, убирая с моего лба спутанные волосы.
Ответом ему служит чихание и стон.
Тяжело вздохнув, он говорит:
— Так, ясно все. Я остаюсь.
— Не надо, папуль, — качаю головой я, хотя не было бы ничего лучше того, чтобы он меня успокаивал. — Тебе надо ехать. Ты лишь заразишься от меня, если останешься дома, а у Кейси сегодня важная игра. Она расстроится, если ты ее пропустишь. — Зачеркиваем. Моя сестра будет уничтожена, если папа пропустит игру. — Я буду… — Мою речь прерывает очередное сильное чихание.
Передав мне салфетку, папа морщится.
— Так, дитенок, не буду тебе врать. Ты меня сейчас отвращаешь, вроде как.
То, как он со своим слабым ирландским акцентом произносит слово «дитенок», вызывает у меня смех.
— Не волнуйся. Я и себя сейчас отвращаю сильно, — говорю я, сморкаясь.
Он отвечает смешком и хлопает меня по коленке.
— Шучу. Ты всегда будешь моим прекрасным ангелочком, с зелеными соплями и без них. — Он расставляет таблетки и пузырьки с лекарствами на прикроватной тумбочке, пока я устраиваюсь поудобнее. — Миссис Дагган в гостиной…
— Фу! Пап! Мне не нужна нянька!
Я вижу перемену раньше, чем он произносит хоть слово.
— Нужна, Ливи. Может, иногда ты и ведешь себя как тридцатилетняя, но биологически тебе всего лишь одиннадцать лет, а органам опеки очень не нравится, когда одиннадцатилетних детей оставляют одних дома. И не спорь, — оживленно говорит он и наклоняется, целуя меня в лоб.
Я хмурюсь, нащупывая пульт. Три идущие без перерыва серии программы о поедании львами газелей в дикой природе — это уже чересчур.
Вздохнув и пробормотав что-то о своих упрямых девочках, он встает и идет к двери. Но останавливается и оборачивается в ожидании. Его бледно-голубые глаза улыбаются. Еще пару секунд я хмурюсь, а потом улыбка выигрывает. Невозможно хмуриться, когда папа мне так улыбается. Есть в нем что-то такое.
Папа тихонько смеется.
— Вот это моя девчушка Ливи. Заставь меня гордиться.
Каждый вечер он говорит одно и то же.
И сегодня, как и любым другим вечером, я улыбаюсь ему во все тридцать два зуба и отвечаю:
— Ты всегда будешь мной гордиться, папочка.
Я наблюдаю, как он уходит, тихо прикрыв за собой дверь.
Я просыпаюсь и вижу перед собой послеполуденное солнце, а в мыслях прокручиваются последние сказанные отцу слова. Такие простые слова. Крошечная, стандартная фраза. Но на самом деле, гарантированно оказавшаяся бы ложью. В смысле, как кто-либо вообще может давать подобные обещания? Не всякое, принятое тобой решение, окажется хорошим. Некоторые из них окажутся катастрофическими.
Повернувшись, я вижу, что человек, сидящий на лежаке рядом со мной, не такой рыжеволосый и не относится к представительницам женского пола, как тот, кто был здесь, когда я заснула.
— Здравствуй, Ливи. — Доктор Штейнер поправляет отвратительную двухцветную рубашку для боулинга. Она идет в комплекте с гавайскими шортами, которые не стоит носить ни одному мужчине его возраста. — Как тебе мой пляжный наряд?
— Здрасте, доктор Штейнер. И почему Вы всегда правы?
— Это уже стало правилом, не так ли?
* * *
— Слава Богу. Думала, что этот стул придется поджечь, если ты в скором времени не помоешься.
Я в шутку толкаю сестру, когда мы идем по коридору на кухню.
— Значит…Штейнер?
Она пожимает плечами.
— Прошлым вечером я ему написала и дала знать, что ты, наконец, сломалась. Не ожидала, правда, что он тут с чемоданом объявится.
Видимо, доктор Штейнер решил насладиться парой дней у Райдеров в солнечном Майами, штат Флорида. Ну, Шторм настояла, чтобы он остановился у нас, несмотря на то, что из-за этого он занял комнату Кейси, и ей пришлось спать то со мной, то у Трента. Я напомнила ей, что это странно и непрофессионально, когда с нами живет семейный психиатр. А она напомнила мне, что все, касающееся доктора Штейнера, странно и непрофессионально, так что все нормально.
На этом мои аргументы закончились.
И теперь доктор Штейнер стоит у нас на кухне в фартуке в горох и чистит морковку, а Мия ему помогает.
— Как думаете, если есть морковку, и правда будешь лучше видеть или просто мамы так говорят, чтобы дети ели овощи?
Мия сейчас в том милом возрасте, когда все еще легко всему верит, но учится задаваться вопросами.
Я прислоняюсь к дверному косяку, сложив руки на груди, и с любопытством за ними наблюдаю.
— А ты как думаешь, Мия? — отвечает доктор Штейнер.
— Я первая спросила, — прищуривается она.
Я качаю головой и смеюсь.
— Не тратьте силы. Она для Вас слишком сообразительная, Штейнер.
Взвизгнув, Мия бросает морковку и ныряет в мои объятия.
— Ливи! Мама сказала, что ты здесь. Видела, как шевелится Икс?
Я смеюсь. По-видимому, с нежного прозвища «Инопланетный малыш Икс» Мия перешла на просто «Икс». Ему подходит.
— Нет, но прошлым вечером видела, как Дэн тыкает в живот твоей мамы, — подмигиваю я.
Она строит рожицу.
— Надеюсь, он не будет вести себя странно, когда Икс родится. — Тема быстро меняется. — Ты останешься ненадолго? — Выражение ее лица полно надежды.
— Не знаю, Мия. — И это правда. Больше я вообще ни в чем не уверена.
* * *
— Как думаете, в чем дело?
Доктор Штейнер потягивает экстрабольшой латте, пока мы бок о бок сидим на лежаках на задней террасе и наблюдаем за бегающими ранним утром людьми. Такое количество кофе ему на пользу не пойдет.
— Даже предположить не могу, Ливи. Ему определенно надо разобраться в каких-то проблемах. Мне кажется, что он использует физическую близость с женщинами в качестве механизма совладания. Мне кажется, что ему слишком сложно говорить о смерти своей матери. Мне кажется, что ты ему очень небезразлична. — Доктор Штейнер откидывается на спинку лежака. — И если он вырос с жестоким отцом, то вполне возможно, что до сих пор ощущает себя так, будто практически не имеет контроля над своей жизнью. Может, так и есть. Но я уверяю, ты никогда не получишь устраивающий тебя ответ на вопрос, почему все это с ним произошло. И пока он сам об этом не заговорит, помочь ему тяжело. И вот поэтому, моя дорогая девчушка Ливи… — Я закатываю глаза, а потом улыбаюсь. Почему-то ему понравилось это прозвище. — Тебе надо выбраться из устроенной им путаницы, чтобы разобраться в своей собственной. Не забывай, твоей сестре и Тренту необходимо было то же самое. Прошло пять месяцев, прежде чем они воссоединились. Такие вещи частенько требуют времени.