Я крепко обнимаю себя, умоляюще на нее взглянув. «Я не знаю! Не знаю, что мы сделали!»
— Нет, ничего у них не было! — кричит Рейган.
Я выдыхаю от облегчения, а затем морщусь. Даже от этого голова начинает гудеть.
Не я одна испытываю облегчение. Сильно нахмуренное лицо моей сестры расслабляется. Решив этот вопрос, она снова глядит на Эштона, опустив взгляд пониже.
— Не хочешь прикрыть своего дружка, приятель?
Он усмехается, выставив перед собой руки.
— Думал, что нравлюсь тебе в таком виде?
Она отвечает ему ухмылкой, со смыслом посмотрев вниз.
— Дома меня ждет кое-что получше.
Она показывает рукой на дверь. В этом вся Кейси. Уверенная и невозмутимая, когда сталкивается с чьим-то пенисом.
— Справедливо, — качает он головой, но усмехается.
Он поворачивается ко мне, на мгновение удержав мой взгляд. На его лице застыло нечитаемое выражение. А потом он смотрит на простынь, за которую я держусь не на жизнь, а на смерть.
— Полагаю, это мое, — говорит он в тот же момент, когда выдергивает ее из моей хватки, снова оставив обнаженной.
Я вскидываю руки, чтобы прикрыть грудь, и смотрю, как он в четыре шага преодолевает расстояние до двери. Распахнув ее, он выходит в коридор.
Именно в этот момент мимо проходят студентка со своей матерью, держащие по чемодану в руках. Эштона их упавшие челюсти не смущают. Он просто шагает мимо них, неторопливо оборачивая нижнюю часть тела простыней.
— Дамы, — приветствует он их.
Но затем я слышу его вопль — достаточно громкий, чтобы его услышало пол-этажа.
— Прости, но секс на одну ночь меня не прельщает, Айриш!
Я стою в дверях, обхватив руками грудь, и надеюсь, что с потолка на меня свалится фортепьяно и прервет самый унизительный момент моей жизни.
Тогда я и испытываю предупреждающее шевеление под ложечкой, которое движется в сторону пищевода. Я понимаю, что сейчас произойдет. И у меня ни единого шанса вовремя добраться до туалета. Вскинув руки ко рту, глазами я безумно отыскиваю что-нибудь. Что угодно. Включая золотисто-бежевый горшок с фикусом Рейган. И ныряю к нему в тот момент, когда к горлу поднимаются все выпитые за ночь «Джелло».
Я ошиблась. Это — самый унизительный момент моей жизни.
* * *
— Надо было просто дать тебе одеть ту футболку, — стону я, прижав ладонь ко лбу.
После отравления комнатного растения своей соседки огромной дозой желудочного сока и токсинов, я забралась обратно на верхнюю кровать, прихватив заначку Рейган от похмелья, — адвил2 и галлон3 изотонического напитка. Там я и оставалась, переплывая от состояния бессознательности до жалости к себе. Несколько часов сна помогли облегчить чудовищную головную боль. То, что меня вырвало, помогло от тошноты. Но ничего не помогало унять чувство стыда.
Кейси хихикает.
— Это не смешно, Кейси! Нет здесь ничего смешного! Ты должна была держать меня подальше от неприятностей! — Я шевелюсь, и движение напоминает о недомогании в спине. — Почему у меня болит спина?
— Может, из-за кирпичной стены, к которой прижимал тебя Эштон, пока работал над второй базой? — бормочет Кейси с дьявольской улыбкой.
— Я ничего не помню! — ору я, но щеки у меня краснеют.
По существу, все, что я могу припомнить касаемо вчерашней ночи, включает в себя прикосновения, прижимания к Эштону и поцелуи с ним же.
— Почему он? — вскрикиваю я, пряча лицо в ладонях, когда оно краснеет от очередного взрыва смущения.
— Ох…девчушка Ливи. Кто знал, что несколько дюжин «Джелло» высвободят чудовище, скрывающееся внутри тебя?
Девчушка Ливи… Я хмурюсь, когда на меня накатывает еще одна сильная волна, намекающая на нечто знакомое. Так меня всегда называл папа, но почему это прозвище напоминает мне о прошлой ночи?
— Вот…может, это поможет.
Кейси передает мне свой телефон.
Почувствовав внезапную слабость, я дрожащими руками начинаю пролистывать фотографии на нем.
— Кто все эти люди? И почему я их обнимаю?
— О, они — твои лучшие друзья. Ты их любишь, — поясняет она, выгнув бровь. — По крайней мере, ты без конца повторяла им это прошлой ночью.
— Неправда! — задыхаюсь я.
А затем прижимаю ладонь ко рту, когда в памяти возникает еще больше смутных воспоминаний. Я так говорила. Я помню, что повторяла это слово. Множество раз. Почему я не могла просто потерять голос? Или кто-нибудь не оторвал мне язык? Мысль о языке возвращает меня к воспоминаниям об Эштоне, и я стону. Ему я тоже в любви призналась? Поэтому все это и произошло?
Я возвращаюсь к пролистыванию фотографий, чтобы отвлечься и не залиться краской вновь. Передо мной оказывается снимок крупным планом одетого в килт парня с волынкой, который одной рукой обнимает Кейси. Я листаю дальше и вижу Кейси, которая со смыслом показывает на его килт, вопросительно подняв брови.
— Что он делает на вечеринке в тогах… — начинаю я, но переключаюсь на следующее изображение и теряю дар речи.
— Это называется «следовать традициям», — объясняет Кейси.
Сильно нахмурившись, я качаю головой и смотрю фотографии дальше. Мое лицо бледнеет все сильнее с каждым последующим снимком. На большинстве из них мы с Кейси обнимаемся. На некоторых мы выглядим так, словно пытаемся высунутыми языками и дикими взглядами соблазнить камеру. Время от времени вместе с нами на фотографиях появляется широко улыбающаяся Рейган.
— О, нет…
Забавно, как один только снимок может породить воспоминания. Именно это случилось, когда на экране появляется фотография меня самой, показывающей на вывеску «Татуировки».
— О, Господи! — Я сказала это, по крайней мере, раз десять за сегодняшнее утро. — Боже, Боже, Боже… — бормочу я неистово, листнув на следующую фотографию.
Я надеюсь, что разум надо мной издевается. Но нет! Абсолютно точно, вот она я, сижу верхом на стуле, придерживаю сбоку волосы и тогу, а весь покрытый татуировками крепкий мужчина в кожаных черных штанах держит позади меня тату машинку. Я смотрю на фотографию с отвисшей челюстью. Это объясняет боль в спине.
— Как ты могла позволить этому случиться, Кейси! — шиплю я.
У меня начинается истерика.
— Ох, нетушки, — перебивает Кейси и отбирает телефон.
Она быстро находит видеозапись и нажимает кнопку «Проигрывать», прежде чем сует телефон мне в лицо. На экране я вижу улыбающуюся себя, хотя по глазам и видно, что я несколько упала духом.
— Когда проснусь, я не буду перекладывать ответственность за свои действия на свою сестру, Кейси Клири! — решительно и ясно объявляю я.
Я слышу радостный голос Кейси, когда она отвечает.
— Несмотря на то, что я предупреждала тебя, что ты не обрадуешься этому утром, так? И что ты попытаешься обвинить меня? — Хоть она и была пьяна, язык у нее не заплетался.
— Именно так!
Моя рука взлетает в воздух, и мастер на мгновение останавливается, чтобы опустить ее на место и приказать мне не двигаться. Он возвращается к работе, а я говорю:
— Я потребовала признания своего права иметь татуировку, потому что я, Оливия Клири, — я ткнула себя большим пальцем в грудь, как пещерный человек, заработав еще одну паузу и раздраженный взгляд от мастера, — суперкрутая.
Рука, держащая телефон, падает на кровать, а я тру глаза.
— Как этот мужчина мог с чистой совестью сделать мне татуировку? Ты посмотри на меня! — Я сую телефон ей под нос. — Я была пьяна в стельку! Это же незаконно?
— Не знаю насчет законности, скорее всего, так и есть, но это определенно не приветствуется, — признает Кейси.
Я морщусь. Желудок скручивает.
— Что ж, тогда, как…
— Он — друг Эштона.
Я вскидываю руки.
— Ну, просто отлично! Ему-то точно можно верить! Что если там использовались нестерильные иглы? Кейси! — Мои глаза округляются. — В таких местах люди подхватывают ВИЧ и гепатит! Как ты могла позволить…
— Это легальный, стерильный салон. Не переживай, — бормочет Кейси спокойным, но раздраженным голосом, который использует в тех редких случаях, когда я начинаю истерить. — Я не была пьяна так, как ты. Я понимала, что происходит.