— Значит, плохо дело. Где она и что с ней? — Ясиро даже изменился в лице.
— Вот полицейские и засуетились… — Мураока посмотрел на часы: — К сожалению, дать материалы в вечерний выпуск мы уже опоздали.
— А в «Хокуто-ниппо» знают?
— Не должны бы. Давай повременим еще немного. Никому не будем говорить, даже Эбизаве, — сказал Мураока и побежал в отдел экспертизы.
В этот день, то есть двадцать второго октября, в газетах никаких сообщений о ходе следствия не было. Дзюнко Нисихара, казалось, исчезла бесследно. Несколько сыщиков, имея при себе ее фотографии, обошли вокзалы, гостиницы, табачные лавки, но не получили никакой информации. Трудно было представить, что молодая женщина столь броской внешности не привлекла к себе ничьего внимания. Полиция только руками разводила — пропала и все! Никто ее не видел. Среди репортеров уже пошел слушок, что она где-то в укромном месте покончила с собой. Если она действительно написала письмо не по собственной инициативе, а по принуждению, то есть, очевидно, была в полной зависимости от этого самого X-а, то предположение о самоубийстве вполне могло оправдаться.
Поздним вечером Оотагаки был отправлен в прокуратуру — решили не ждать, когда отыщется Нисихара. Что касается постановления о ее розыске, то формулировку изменили с «…разыскивается в связи с исчезновением из собственной квартиры и возможным самоубийством» на «…разыскивается по подозрению в мошенничестве, а именно — в задолженности по квартирной плате».
В вечерних газетах появились соответствующие сообщения, сопровождаемые фотографиями Дзюнко Нисихары.
Глава 14. Второе противостояние
Половина двенадцатого. В «Сираюки-со», наверное, все уже спят. Дом погружен в тишину. Только тикают часы, да чуть слышно гудит газовая печка… А она устала. Просто ужас, как устала. Даже странно… Неужели возраст сказывается?.. Говорят, женщины начинают стареть после двадцати… Она перенервничала — это факт. С утра до позднего вечера в напряжении. Поэтому сегодняшний день кажется вдвое длиннее обычного. Чтобы убить время, пробовала включить радио, послушать музыку. Но музыка существовала словно в другом мире. Слух воспринимал звуки, глаза видели окружающее, но все шло по касательной, не затрагивая сознания. В голове было одно и то же, одно и то же. Такая несогласованность, видно, вконец ее измотала. Отсюда и усталость. И это бесконечно тянущееся время…
Она устроилась на диване поудобнее, закурила. «Сигареты — это пунктуация жизни» — реклама табачной монополии. Неплохо придумано. Пунктуация… Хорошо было бы, если бы, закурив эту сигарету, она поставила точку. Но пока лишь многоточие… Как еще все обернется… Надо постараться собраться с мыслями и все тщательно взвесить.
За истекшие сутки ей так и не удалось сосредоточиться. Сердце снова и снова сжималось при воспоминании о вчерашнем всенощном бдении. Когда Эбизава сказал, что может назвать настоящего убийцу, ее прошиб холодный пот. Все силы ушли на то, чтобы скрыть страх. Интересно, Эбизава действительно во всем разобрался? Его расследование, кажется, было очень тщательным и достаточно результативным. Узнал же он, что Суми с кем-то встречалась в кафе «Белый крест». И Таэко Кинугаве задал вполне дельный вопрос. Если адвокат со своими помощниками продолжит начатое, то в конце концов докопается до истины… В детективных романах преступники нередко шлют сыщикам угрожающие письма. Что-нибудь вроде этого — «немедленно прекратите расследование, иначе вам будет плохо». Правда, как правило, это никого не пугает, а только подхлестывает следственные органы… Но как она понимает тех, кто просто не может не угрожать! На всенощном бдении она в панике ждала, что указующий перст будет направлен на нее. В глубине души, конечно, теплилась надежда, что все обойдется. Кабы не эта надежда, она бы удрала, как Нисихара.
«И след бы простыл», — подумала она, гася окурок о край пепельницы. Но окурок не хотел гаснуть. Дотлевающий фильтр распространял неприятный запах. Она плюнула на него, и наконец последний красный червячок исчез. Да, почему же удрала Дзюнко Нисихара?.. В чем причина?.. Сейчас это самое важное. Если бы знать…
Вчера, когда побледневшая Дзюнко встала и сказала, что плохо себя почувствовала, она подумала, что та испугалась возможного разоблачения. Казалось бы, Эбизава должен насторожиться. Но он на это не прореагировал и даже, как говорится, все спустил на тормозах. Это-то хорошо, но вот Дзюнко повела себя непредсказуемо. Скрылась, оставив странное письмо. Что бы это могло значить? Быть может, она решила вообще исчезнуть из Саппоро?.. Или покончила с собой? Сиганула с рейсового парохода, и — в буквальном смысле — концы в воду… Тогда и деньги ей не надо отдавать. Шутка ли — сто тысяч иен…