Как-то утром, в предвидении очередного купания, я обратил внимание на мирно дремавшего под навесом лодыря Кольку. Накинув на жеребца уздечку, я завалился на его широкую спину, ткнул пятками в брюхо и нацелил коня к броду.
Я не раз замечал, как Колька посматривал на луговину противоположного берега, где зеленели вошедшие в рост цветастые травы. Они манили к себе коня, и в воду он направился с явной охотой, без всякого понукания.
На левобережной луговине Кольке явно понравилось. На следующее утро я предложил тезке Николе сесть на коня вместе со мной.
В ожидании приятного путешествия конь часто кланялся и пофыркивал. Но, когда, цепко охватив меня вокруг живота руками, на круп лошади стал взгромождаться второй наездник, Колька заволновался, недовольно крутанул задом, отстучал конечностями какую-то танцевальную фигуру и хлестко лупанул нового седока хвостом…
Только служба есть служба. И вот, поднимая каскады холодных брызг, он шумно шлепает по перекату. Однако мне показалось, что бредет он не обычным путем: забирает выше, где река значительно глубже. Я потянул повод, чтобы направить коня в нужную сторону. Колька, натянув узду, натужно склонил голову, недовольно фыркнул, а с пути не свернул. «Ну и черт с тобой, упрямая животина, Тебе видней!» Я отпустил повод.
Между тем становилось все глубже. Вода уже перестала журчать под брюхом лошади, а шлепалась по голенищам наших сапог. А я все молчал и ждал, что вот-вот будет мельче. Над моим ухом так же выжидательно сопел тезка и тоже помалкивал.
Неожиданно Колька остановился. Остановился основательно и прочно.
— Но, пошел! — рассердился я. Чмокнул, дернул за узду и ткнул фокусника пятками в брюхо. Учтиво выслушав мои приказания, Колька согласно качнул головой, но с места не двинулся. Тогда, впервые решив применить против коня жесткие меры, я стянул с живота поясной ремень и в сердцах хлестнул его по упитанной ляжке. Не помогло…
Выход был только один. Я повернулся к сопевшему над моим ухом приятелю.
— Ну чего ты меня тискаешь? Давай, слезай!
Несколько мгновений приятель молчал, потом скатился с лошади и, оказавшись чуть ли не по плечи в воде, тяжело побрел к противоположному берегу.
И надо же! Следом за ним, без всякого принуждения, зашагал и наш строптивый жеребчик.
Всякий раз, когда я вспоминал об этом случае, я пытался понять причину Колькиного каприза. И, признаться, всегда находил ее в недоброжелательности моего приятеля к лошади. После такого открытия я лишний раз убедился, что конь отлично умеет ценить и понимать хорошие отношения и сам платит людям тем же.
Лето заметно шло на исход. Уже блестели росой раскинутые по кустарникам паучьи сети, а потяжелевшие гроздья рябины взялись торопливым румянцем.
В жизни нашего небольшого отряда произошли немаловажные перемены: под навесом у печки-каменки появилась занятая «фирменной» похлебкой, проворная дивчина, именуемая в экспедиционном списке отряда чудноватым словом «каморница».
Поздними вечерами все мужское население лагеря во главе с вдохновительницей посиделок стало собираться у ночного костра. В его жарких углях томились, шипели и потрескивали смолой еще загодя добытые «верхолазами» кедровые шишки. В ожидании сладких орешков мужчины наперебой «травили» всякую лихую небывальщину.
Чары нашей каморницы не миновали и Кольку. Покоренный девичьей лаской, строптивый коняга теперь все свободное от служебных обязанностей время околачивался около лагерной кухни. Стоять, дремать и ждать контрабандного куска сахара или ржаного сухарика, поданного рукой доброй феи, Колька мог сколько угодно.
Глядя со стороны на эти лирические свидания, я не без досады думал: «Ну и подхалим! Нет, на настоящую дружбу с Колькой рассчитывать нечего». Однако, такое суждение оказалось ошибочным…
На западном склоне Урала в долине Велса, восточного притока Вишеры, в районе давно заброшенного прииска Серебровского трудился поисковый отряд нашей экспедиции. Работы его подошли к концу, и для расчета с рабочими нужно было вывезти в экспедицию кое-какую важную документацию.
Я решил идти за Урал в одиночку, без спутника. Такое решение было принято мной вопреки непременному таежному правилу: в одиночку по тайге не ходят. Поэтому оно и было встречено в отряде с недоумением и даже протестом. Но я все же решил поступить по-своему.