— «Выкладывайся по полной, зачем ты их спрашиваешь? Не слушай придурков, которые говорят, что ты слишком безрассудный...»
— Это песня Ти Ай «Происходят большие перемены», — произносит Пакс сквозь низкие басы. Кейд по-настоящему проникся ей, тряся головой так сильно, что я боюсь, как бы она не отлетела.
— Эй, — Пакс машет, чтобы привлечь внимание и передает мне свой телефон. — Быстрее, запиши его. Мы сможем шантажом раздобыть у него места в первый ряд на следующий концерт в «Блю». («Блю» – это местный клуб, в котором выступают группы.)
— Разве вы, ребята, не лучшие друзья? — Я беру черный смартфон.
— Черт, так и есть, но некоторые возможности слишком блестящие, чтобы их упускать. — Глаза Пакса сверкают.
Он делает музыку громче и Кейд следует его примеру, поднимая голос до тех пор, пока не начинаю слышать надрыв. Пакс не блокирует телефон, так что я с легкостью получаю доступ к видеокамере.
— «Шикую, как баскетболист, где бы вы меня не увидели...»
Мне приходится подавлять смех, потому что Кейд выглядит смешно и поет просто ужасно, но он по-настоящему увлечен словами.
— Этот парень думает, что он белый Ти Ай, просто потому что они оба лысые, — громко шепчет Пакс. — Это глупо. — Он закатывает глаза.
— У тебя нет доверия улиц, чувак! — кричит Пакс. Кейд отмахивается от него. Я смеюсь, записывая все это на камеру, и быстро опускаю телефон, пока Кейд не замечает, что я сделала. Чувствую небольшую вину, когда передаю телефон обратно Паксу, но не могу представить, что он сделает с записью что-нибудь слишком плохое. Я устраиваюсь на сидении, пока Кейд высаживается.
Как только он выходит, Пакс переключается с радио на свой айпод и раздается «Радиоактивность» от «Имаджен Дрегонз».
— Обожаю эту песню, — сообщает он.
Я слышала ее раньше.
— Она не плоха. Любишь слушать поп-рок?
— Мне нравится любая хорошая музыка. Мама училась исполнять йодли, когда я был маленьким, так что мне приходилось их слушать, пока рос. У отца были более эклектичные вкусы. Ему нравилось все от Боба Диланаи «Аэросмит» до «Ран Ди-Эм-Си».
— Правда? — Я вскидываю брови.
— О, да. Он практически обмочился от восторга, когда «Аэросмит» и «Ран Ди-Эм-Си» объединились, чтобы спеть «Иди сюда».* (*Walk This Way)
Смеюсь. Слышала эту песню раньше. Мне говорили, что она была очень популярна в конце семидесятых. Не знаю, как выглядел его отец, но представляю взрослого белого мужчину в идеальной футболке поло, поющего припев «Иди сюда».
— Его пение было куда хуже, чем только что у Кейда, — хмыкает Пакс. Он изображает пронзительный вопль Стивена Тайлера в припеве, и я начинаю хохотать.
— Не смейся. Это довольно тяжело изобразить, — сообщает он, потирая горло.
— Я смеюсь не над тобой, а вместе с тобой.
— Враки!
— Ладно! Не смогла удержаться. — Я не могу скрыть широкую улыбку. — Ты был похож на умирающую гиену.
— Этот вопль умирающей гиены заработал для «Аэросмит» миллионы, — замечает он.
— Подловил.
— А какая музыка нравится тебе? — спрашивает Пакс, переводя тему.
Моих губ касается улыбка.
— Любая хорошая, — повторяю я его ответ. Правда в том, что я не сильно увлекалась музыкой, пока росла, так что все мои знания исходят из того, что слышала по радио в автобусе каждое утро перед школой.
— А, так у нас есть кое-что общее.
— Потому что у нас гибкие музыкальные пристрастия? — смеюсь я.
— Эй. — Он прикидывается обиженным. — Наши уши особенные. Это талант – любить такую разнообразную музыку.
— Или у нас просто нет музыкального вкуса.
— Эй, — оскорбляется он. — Говори за себя. Мама пять лет занималась классической музыкой. Что-то из этого, несомненно, передалось мне.
— Докажи. — Я бросаю вызов. — Исполни йодль.
— А что я получу взамен?
— Второе свидание, — мгновенно отвечаю я.
— Мы едва начали первое. — Он хмыкает. — Что если ты мне не понравишься?
— Невозможно, — дразнюсь я.
Мгновение он смотрит на меня.
— Ладно, — уступает он. — Давай так: еще два свидания, и я провожаю тебя на занятия всю следующую неделю.
У меня отваливается челюсть.
— Со мной тяжело договориться. Или так, или никак. — Он пожимает плечами.
Я шокирована не поэтому. Неужели он хочет видеться со мной всю следующую неделю? Ощутила легкое головокружение, словно каждая клеточка внутри пыталась двигаться.
— Ты много просишь, — голос кажется хриплым, я откашливаюсь. — Ты и в самом деле этого хочешь?
— Да. — Он не медлит.
Было ли это тем, чего я хочу?
— Да. — Ответ вылетает быстрее, чем успеваю подумать.
— Тогда договорились.
Мне не следует чувствовать радость, но все равно чувствую. По крайней мере, я думаю, что охватившее меня крепкое, слегка головокружительное чувство – это радость. Я складываю руки на колени.