— В абстрактном. Или у неё новые приключения на любовном фронте намечаются?
— Да нет, всё, вроде, спокойно, — Дима уселся позади меня. — Не волнуйся, если что, я её в обиду не дам.
— Договорились, не буду, — и очень надеюсь, что больше никаких «если» не случится. — А у тебя как дела с извинением?
Димин вздох было слышно даже через углепластик.
— Поговорили.
— Не простила?
— Нет. И, наверное, правильно.
— Что будешь делать?
Дима обнял меня за пояс: — Пока не придумал. Только, знаешь, после разговора мне реально спокойнее на душе стало.
— Это хорошо, — я завёл мотор. — Поехали?
— Ага.
В гараже, как в любом неотапливаемом помещении, зимой было откровенно зябко, так что я сначала включил тепловую пушку, а потом уже закатил «голду» внутрь. Поставил её на коврик, внимательно осмотрел и заметил: — Надо завтра у клиентов отпрашиваться, хотя бы на первую половину дня.
— Зачем? — повернулся ко мне с интересом рассматривавший сервисный плакат Дима.
— Чтобы отмыть её на улице по светлому, а потом законсервировать на зиму.
— Законсервировать? — судя по интонации, у Димы это слово ассоциировалось исключительно с битвой против дачно-огородного урожая.
— Наполировать всякой защитной химией и сделать полное техобслуживание. Без двигателя, как ты понимаешь, даже самый блестящий мотоцикл превращается в самокат.
— А можно, я тебе помогу? У нас пары с обеда, — Дима посмотрел на меня такими честными глазами, что я автоматически пометил себе взять у племяшки их университетское расписание. Однако вслух сомнений выражать не стал, ответив вместо этого: — Давай завтра утром созвонимся — вдруг, меня работа не отпустит.
— Ну, давай, — если Дима и догадался о моём коварном замысле действовать, исходя из полученной от Лерки реальной информации, то пойти на попятный уже не мог. — А чем сейчас займёмся?
Врать не буду, имелась у меня одна задумка, и, судя блеску Диминых глаз, тут ход наших мыслей совпадал, однако прежде надо было кое-что подготовить.
— Диван с креслом пропылесосим — они с лета здесь без уборки пылятся.
— Может, оставим до завтра? — Дима подошёл близко-близко и заглянул мне в лицо снизу вверх. — А сегодня и так сойдёт.
— Думаешь?
— Уверен.
Поцелуй был, как столкновение двух разноимённых зарядов. Жарко и жадно, и я толком не успел понять, когда аннигилировали наши куртки, но всё-таки сообразил уточнить в коротенькой передышке: — Мы точно не слишком торопимся?
— Точно, — Димины ладони забрались ко мне под свитер, скользнули по спине, бокам, мгновенно подобравшемуся животу и в нерешительности остановились на пряжке ремня. — Как ты хочешь? Я, — Дима потупился, — я на всё готов, честно.
Иногда моё воображение проявляет редкостную живость, выдавая такие фантазии, о существовании которых я даже не догадывался. Вот и сейчас оно изобразило натуральный кадр из порнофильма: я сижу, развалившись в кресле, Димина макушка заслоняет мой пах, и я, запустив пальцы в светлые волосы, вынуждаю его поднять голову. Взгляд у Димы — чернее безлунной ночи, отчего моя крыша отъезжает с явственно слышным шорохом. А Дима лукаво улыбается, вновь склоняется надо мной и… Тут моя не до конца заглушëнная похотью совесть внятно заявила, что, по справедливости, роли в первый раз должны быть прямо противоположными. Ладно-ладно, не бурчи, покладисто согласился я и без особого усилия подхватил ойкнувшего Диму на руки.
— Ну, раз так, то садись и хорошенько запоминай, как именно «всё» я хочу.
Я пробовал его на вкус — шея, ключицы, грудь. Запоминал тончайшие ноты запаха. Рисовал на животе замысловатые узоры кончиком языка. Думал, что совсем рехнулся, если собираюсь делать такое, и всё равно расстёгивал его джинсы.
— Д-да-а!
Горячий. Твёрдый. Немного горечи, но ничего отталкивающего. Наоборот, интересно — что же дальше? Если, например, вот так?
— О-ох!
Понятно. А так?
— Нет-нет-нет, подожди, подожди, я не могу больш!..
Горько и много, приходится торопливо глотать. Ладно, учту, если надо подольше, то рукой помогать не стоит. Под тихий Димин всхлип слизываю последнюю каплю и слышу: — Я, кажется, немножко умер.
Довольно улыбаюсь, вставая с колен.
— Но запомнил хоть?
— Не уверен, — Дима сейчас — воплощение лукавого соблазна. — Давай, я тебе покажу, а ты, в случае чего, будешь меня поправлять?
Похоже, порнографической картинке из моей головы всё же суждено воплотиться в реальность.