— При том! Порядочные люди мерзостями не занимаются!
Тут Димка не выдержал и тоже заорал в голос: — Это не мерзость, слышишь?! Я люблю, меня любят, мы оба совершеннолетние — кого, вообще, ебёт наш пол?!
— Не матерись дома!
— Отдай мой смартфон!
— Твой? Ты за свои его, что ли, купил?
— Мне тебе за него деньги вернуть? — Димка всё-таки ухитрился выхватить у мамы гаджет. — Не суйтесь в мой телефон и в мою личную жизнь, ясно?
— Н-ну, Дима, — в таком гневе он маму ещё не видел. — Вот вернётся отец…
— Самолично офицерский ремень ему подашь? — зло съязвил Димка, отчего мамины губы сжались в совсем уж тонкую нитку.
— Марш в свою комнату, — отчеканила она. — Немедленно.
Димка ощерился: — Ну, попробуй, заставь меня, — и ломанулся в прихожую.
— Дима! Стой!
Но он, не слушая, сорвал с крючка куртку, сунул ноги в ботинки и, даже не застегнув обувь, выскочил на лестничную площадку. С грохотом помчался по ступенькам вниз и едва не сбил поднимавшегося навстречу отца.
— Дима?..
Димка и не подумал притормозить. Больше всего на свете он хотел сейчас одного — оказаться как можно дальше от дома, который вдруг в одночасье перестал быть его.
Первые два квартала он злился. На маму — за то, что так беспардонно влезла в его личную жизнь. На себя — за то, что не догадался получше спрятать фотографию, которую наверняка обнаружили в переписке с Сотниковой. На Лерку — за то, что ей приспичило их сфотографировать. И снова на себя — за то, что разрешил оставить снимок.
На следующем квартале злость уступила место тревоге и угрызениям совести — у мамы сердце, а он вот так бросил её одну. Хорошо, что отец вернулся почти сразу, только вдруг к маме сейчас «скорая» едет? Тут Димка прислушался, однако характерного звука сирены не услышал и малодушно подумал: «Пронесло».
А спустя ещё квартал его душу заполнило такое чёрное отчаяние, что он не выдержал и позвонил единственному оставшемуся у него близкому человеку.
Клим молча выслушал сбивчивый рассказ, ни словом не обмолвившись, какой Димка кусок идиота, и не возмутившись вслух маминому поступку. А когда Димка наконец замолчал, то просто сказал: — Через два часа приеду, диктуй адрес.
— Куда? — опешил Димка, но сразу поправился: — Точнее, на чём? На чём ты приедешь, автобусы-то уже не ходят?
— На такси.
— Тридцать первого, вечером? Да все таксисты давно бухие!
— Найду трезвого.
— Клим, — Димке была бесконечно приятна его забота, однако принять её он не мог, — не надо, правда. Я завтра сам приеду, первым же рейсом. И с родителями сам вопрос решу — не беспокойся за меня.
— Ты уверен?
Вдалеке взлетела и рассыпалась яркими искрами ракета фейерверка — кто-то репетировал встречу Нового года.
— Уверен.
Димка вернулся домой только около одиннадцати — когда проиграл в голове бессчётное количество вариантов предстоящего объяснения с родителями и окончательно замёрз. Он был морально готов к тому, что дверь может оказаться заперта, и даже к тому, что ему не захотят открывать, однако ни одно из этих опасений не сбылось. Тогда Димка кое-как натянул на лицо маску спокойствия и вошёл в ярко освещённую квартиру.
— Явился, — К ароматам хвои и выпечки добавился резкий запах корвалола, однако вышедшая в прихожую мама выглядела совершенно здоровой. — Раздевайся и иди на кухню.
Димка молча послушался.
Взгляд сидевшего за столом отца был тяжел, как мельничный жернов, и Димке инстинктивно захотелось сгорбиться, будто к его шее уже привязали верёвку с камнем. Однако усилием воли он заставил себя держать спину прямо и уселся напротив, не опуская глаз.
— Значит, так, — ровный отцовский голос не выражал ровным счётом ничего. — До тех пор, пока ты не бросишь эту дурь, считай, что родителей у тебя нет.
— Хорошо, — таким же пустым тоном ответил Димка, и стоявшая за его спиной мама не то вздохнула, не то всхлипнула.
— Тогда чтобы утром тебя в нашем доме уже не было.
— Хорошо.
— Вон с глаз моих.
Димка тяжело поднялся со стула и на негнущихся ногах ушёл в свою комнату. Собирать вещи.
Глава 13
Димка
Глава тринадцатая, в которой начинается Димкина новая жизнь
У Димки было чувство, словно его внезапно выкинуло в безвоздушное пространство. Он готовился к ругани, обвинениям, спору — к диалогу, в конце концов, — но никак не к равнодушному ультиматуму, на который невозможно согласиться. Ему даже в страшном сне не могло присниться, что родители способны вот так запросто от него отказаться — и из-за чего? Разве он кого-то ограбил? Убил? Искалечил? Он ведь просто полюбил — да, парня, но неужели это настолько ужасно? Почему родные Клима отреагировали нормально, а его собственная семья — нет? И как теперь быть?