Когда он пришёл из аптеки, сразу развел молочную смесь как было сказано в инструкции, кое-как покормил ребенка, и тот даже сладко заснул в своей переноске. Влад уже было решил, что, в принципе, ничего сложного нет — вон, лежит себе, сопит, но потом началось что-то невообразимое! Пацан проснулся и начал орать, да так, что уши закладывало! Выгибался дугой, весь покраснел, а потом его вырвало и он обделался, перепачкавшись целиком, по самую шею! Превозмогая тошноту и стараясь не смотреть, что именно он сейчас трогает руками, Влад использовал половину пачки салфеток, прежде чем кое-как убрать следы пахучего бедствия.
Паника — вот что он чувствовал. Огромная, всепоглощающая паника. Что делать? Как быть? Как его заткнуть?
Он истерично тряс перед лицом младенца погремушкой, пытался вновь проделать трюк с телефоном, безрезультатно намеревался снова его покормить и засунуть в беззубый рот пустышку. Всё было бесполезно — ребёнок орал ещё громче, доводя Влада до исступления.
Видит Бог — в какой-то момент он был готов шагнуть в окно, лишь бы не слышать этого душераздирающего вопля.
— Да что тебе нужно, чёрт возьми!? Чего ты хочешь? — кричал он, испытывая чувство стыда, что требует от ребенка невозможного.
Он понимал, что мальчика что-то беспокоит, может, он хотел к маме или у него что-то болело, но как распознать, чего именно хочет трёхмесячный ребенок, тем более, когда ты видишь его впервые в жизни?!
В конце концов Злобин переборол страх и взял младенца на руки; неуклюже укачивая, даже пытался спеть колыбельную, какие-то обрывки из далёкого детства: "баю-бай, не ложись на край…", только вместо утешающих слов лились фальшивые вопли с нотками истерики, которые напугали ребёнка больше, чем успокоили.
Всё было бесполезно!
Наступил рассвет, проснулись первые трамваи.
Пацан плакал без преувеличения три с лишним часа и уснул только утром, когда окончательно выдохся. Орал, орал — и вдруг замолчал. Раскинув в стороны руки и ноги, умиротворённо засопел, как будто ничего и не было.
Новоиспеченный папаша мог ему только позавидовать — бледный, с трясущимися руками выполз на кухню, психуя из-за каждого громкого звука. Он был готов придушить дворника, который, размахивая лысой метлой, то и дело задевал металлическое ведро.
Каждый звук — ржавым лезвием по нервам, постоянно казалось, что за стеной раздался плач, что ночной марафон вот-вот продолжится.
Кто сказал, что дети это счастье? Дети — это ад!
— Слушай, а чего он так орал? — не понижая тон спросил Бабон, и Влад был готов разбить о его голову кружку.
— А я откуда знаю? Знал бы — успокоил, — огрызнулся, отхлёбывая чай. Даже этот звук показался ему оглушающим.
— Жесть вообще, я тоже нифига не спал, — грохнув дверцей холодильника, пожаловался Антон.
— Ты не спал, потому что всю ночь в «доту» рубился! И не греми ты так!
Бабон обернулся, удерживая в руках тронутый плесенью кусок сыра:
— Слушай, я, конечно, всё понимаю — сопляк тебе вынес мозг и все дела — но так-то это моя квартира.
— Ладно, извини, бро, ну просто сам понимаешь… — Влад окончательно поник.
Обхватив голову руками, уставился на остывающий чай. Аппетита совсем не было, как и надежды на счастливое будущее. А если этот малец действительно его сын? И вдруг эта чокнутая скрылась с концами? Что тогда будет?
— Да я понимаю — засада ещё та, — приземлился рядом Бабон, обдав амбре из выпитого вчера пива. Опрокинув заляпанную банку, "на глаз" сыпнул в кружку растворимый кофе, неторопливо добавил несколько ложек сахара. — Может, в эту… как её — опеку позвонить?
— Сегодня воскресенье.
— Да чёрт его знает, как они там пашут, — плеснул кипятка и, громко ударяя ложкой о стенки кружки, принялся тщательно размешивать напиток.
Солнечный свет заливал захламленную кухню: плита в пригоревших ошмётках, грязные разводы на дверцах гарнитура, заваленная посудой раковина. Раньше на всё это Владу было наплевать — вернее, бардак его раздражал, но он давно перестал бороться с безалаберными соседями, а вот сейчас почему-то задумался, что если вызывать службу, это же они увидят, в каком сраче они обитают. Стыдно.
Да и как объяснить эту нелепую ситуацию? А вдруг на него вообще повесят кражу чужого ребенка! Кто знает, может, эта психопатка его действительно у кого-то стащила, а потом решила избавиться вот таким образом!
Нелепо, да, но вообще вся эта история не отличалась какой-либо логикой.
— А Риммка что, не поможет? Хотя бы до завтра, — всё ещё размешивая кофе, спросил Бабон.
Дзынь. Дзынь. Дзынь о края кружки.
Влад навострил уши: это что — детский плач? Или показалось?
Кажется, паранойя начинается именно так.
— Боюсь, Андрюшу её удар стукнет, ты же знаешь, как он к нам относится, — пролепетал, продолжая прислушиваться.
Тишина. Показалось.
Риммкин муж открыто недолюбливал товарищей своей жены. По натуре человек спокойный и рассудительный, он был против разного рода вечеринок, буквально заставив молодую супругу запереться в четырёх стенах, изучая поваренные книги. С Владом у него были особенно натянутые отношения. Возможно, он догадался об их романе в прошлом, может, знал наверняка, но любые контакты жены с бывшим хоть и не пресекал, но и не одобрял. Римма, чтобы не вызывать разного рода подозрений, предпочла самоустраниться, погрязнув с головой в бытовухе. А потом и вовсе ребёнка родила, превратившись в обыкновенную домашнюю клушу.
Опасений Андрея Влад категорически не разделял: ну кого там сейчас ревновать? Да он бы даже в голодный год на неё такую не позарился. Раньше да — талия, грудь, а теперь… без слёз не взглянешь.
В коридоре послышалось шлёпание босых ног о линолеум, хлопок двери туалета.
— А может, это, к маменьке своей отвезёшь? — не унимался Антон. Отпив кофе, громко ударил дном кружки о стол.
Влад явственно ощущал, как одна за другой лопаются струны терпения.
— Ты издеваешься? Да она попрёт меня вместе с мальцом.
— Да ладно тебе, это ж внук её!
— Не пошёл бы ты, а? — огрызнулся Влад и вздрогнул, услышав оглушающий рык сливного бачка.
— Э! А где туалетная бумага? — раздался возмущённый голос Гарика. — Э, уроды, мать вашу!
Из спальни раздался обиженный ор младенца. Разбудил! Кусок идиота! И надо было ему именно сейчас делать свои грязные дела!
Влад подскочил на крик и ломанулся в свою комнату: ковыряясь в тесной переноске, мальчик безудержно плакал.
Семь утра. Всего лишь семь утра! И что с ним делать? Снова начал накатывать приступ паники.
Кто пустил слух, что ребёнок — это мило?
Ребёнок— это ни хрена не мило. Те, кто придумывает сюжеты сопливых реклам про всякие памперсы и агуши — понятия не имеют, что такое ребёнок! Настоящий, не из телевизора. Настоящий человеческий детёныш постоянно чем-то недоволен, вечно орёт и гадит, гадит, гадит…
Влад взглянул на рассерженного пацана и заметался по комнате.
Может, Маринке позвонить… Должен же быть у неё тот самый пресловутый материнский инстинкт, у девчонок же на подкорке выбито за кем-то поухаживать, повытирать сопли. Пусть приезжает, тренируется.
— Привет, котик. А ты чего так рано? — сладко зевнула в трубку Марина. — Кстати, а ты почему вчера не перезвонил? Я ведь и обидеться могу!
— Слушай, а ты умеешь с детьми обращаться?
— Чего?
— Ну, с детьми, маленькими, — засовывая свободной рукой соску ребёнку, раздражённо уточнил Влад. — Ну там — смесь разводить, подгузники менять, всё такое?
— Нет, конечно, ты чё? А залёта боюсь как огня, рано мне детей! Тьфу-тьфу! — раздался стук по дереву. — А… что там у тебя за звуки? Ты что там — не один, что ли? С тёлками? Блин, Злобин, вот ни на одну минуту тебя ос…
Не дослушав её излияния, Влад сбросил вызов и засунул телефон в карман шорт. Ребёнок немного успокоился, но всё равно был не слишком доволен. И, кажется, Влад понял, почему — из переноски дурно пахло.
Опять? Он же совсем недавно только обделался, да так, что мама не горюй!
Вытряхнув из пачки салфетки, с разочарованием отметил, что осталось их всего несколько штук. Нет, он не сможет сам помыть его под краном. Только не это!
Всё, так дальше продолжаться не может! Нужно что-то с ним делать. Он не выдержит с ним ещё целые сутки! Это же свихнуться можно!
Нервно тряся погремушкой, снова достал телефон и открыл браузер.
Опека. Органы опеки. График…
— Мать твою, они отдыхают, что ли, в воскресенье? — выругался под нос, швырнув телефон на кровать.
— А может, это, полицаев вызвать? — жуя бутерброд, заглянул в комнату Бабон.
Огромный живот с курчавыми черными волосами вызывал у Влада отвращение. Не то, чтобы он имел привычку заглядываться на мужчин и отмечать их красоту, но вот такое пренебрежительное отношение к своему телу категорически отказывался понимать. Бабон только и делал, что ел, пил пиво и вдуплял в видеоигры, становясь год от года всё толще и толще.
А хотя, может, и неплохо быть жирным геймером, зато вот такой сюрприз точно никто не подкинет…
— Думаешь, ментам позвонить? — нахмурившись, переспросил Влад.
— Ну да. Скажешь, так, мол, и так — принесли, — Антон затолкал в рот остатки бутера. — Объясниф, што мамафа швалила…
— Чего-о?
Бабон звучно проглотил булку и вытер рот тыльной стороной ладони:
— Скажешь, что мамаша свалила, говорю, а ребёнка тебе оставила.
— А если они меня в участок потащат? Заставят ведь бумаги какие-то подписывать. Всякие эти заявления… Или нет?
— Потащат, конечно, ты чё. Или ты думал, что передашь дитя, как кулёк конфет, и дело с концом? Думаю, потреплют они тебе нервы, братишка, — вошёл в спальню и наклонился над ребёнком. — Здарова, малец.