Улицы пустовали.
Вам, наверное, интересно, как же мы живем в этом мире. Почему мы вынуждены жить так. Я не знаю ответов на эти вопросы. Все, что я знаю - это то, что лучше добраться до дома быстрее, чем единица появится на электронном экране часов. Иначе твое тело сгорит.
Раньше отец мне говорил, что это кара небес за то, что человек что-то натворил. Он не сказал мне, что именно. Сказал лишь то, что любой, кто будет гулять по улицам после того, как время истечет - умрет. Неважно будет ли это человек виновен в чем-то или будет ли это ребенок (самое невинное существо в этом мире). Солнце убьет каждого.
Я не верил в это пока мой отец не погиб. Я не видел этого, я слышал. Слышал, как он кричал, когда лучи сжигали его кожу. Я слышу эти крики и сейчас. Когда сплю, когда задумываюсь о чем-то.
Эти мысли заставили меня грустить снова, поэтому я подумал о том, что в нашем холодильнике, наверное, есть немного еды. Я не ел с самого утра. Я ужасно голоден.
Я добрался до дома очень быстро. Поднялся по лестнице на третий этаж и отпер дверь.
В квартире жили только я и мама. Поэтому тут всегда было тихо. Наша квартира была двухкомнатной плюс ванная и кухня. Все квартиры были похожи для одинаковых типов семей. То есть большая квартира для большой семьи, маленькая квартира - для маленькой. Наша квартира была большой, но отвратительной. Мне не нравилось жить в ней.
Я пошел в сторону комнаты моей мамы. Когда я открыл дверь, то увидел ее. Она сидела в своем кресле. Ей было всего сорок, но выглядела она, как будто ей было шестьдесят. На ее лице были видны морщины, в волосах седина, а глаза были настолько уставшими, что казалось, столетний сон не поможет ей отдохнуть. После смерти отца она стала хрупкой и прозрачной. Моя мама сильно похудела и вот-вот умерла бы от голода, если бы я не приносил ей поесть. Каждую темноту она плачет. А когда я ухожу, она тихо шепчет «лучше быть здесь, здесь безопасно». Мое сердце сильно сжимается в этот момент, и тошнота подступает к горлу.
Я подошел ближе к ней, а ее лицо снова было грустным и тяжелым. Ее глаза были слегка приоткрыты. Она смотрела на стену.
- Привет, мам. Как ты? - спросил я, поправляя плед на ее ногах. Она кивнула мне. - Ты не съела свой завтрак. Почему? - снова задал я ей вопрос, оглядывая ее маленький столик, стоящий рядом с креслом. На подносе лежала тарелка, по которой была размазана холодная овсянка, маленькое блюдце с черствым тостом и чашечка остывшего чая. Я грустно посмотрел на это, прежде чем взял поднос и отнес его на кухню.
Мама не часто со мной разговаривает, так что я привык к этому. Мы могли бы не разговаривать вовсе, потому что какой смысл в моем монологе? Но я желал, чтобы она поняла, что я люблю ее даже больше, чем ее любил отец. Я всегда буду любить ее.
Я положил поднос на столешницу, потом взял тост с блюдца и надкусил его. Еда в моем мире была отвратной. У нас не было денег, на которые мы могли бы что-то купить. Еду мы получали по талонам. Я открыл холодильник и достал канистру с молоком. Отпив с горлышка, я выплюнул жидкость на пол, сплевывая кислый вкус.
- Как давно мы ходили за продуктами? - крикнул я, чтобы мама услышала. - Молоко скисло! - так же громко сказал я.
Я посмотрел на часы. Мое сердце волнительно забилось, как и всегда, когда они показывали последние минуты. Одними губами я начал отсчет. Три минуты, две. Одна минута до конца. И с оглушающим звуком окна и двери были закрыты. Комната погрузилась в темноту, я запустил руку в карман моих брюк и достал оттуда зажигалку. Ее мне подарил отец когда-то. Я провел пару раз по колесику, и сноп искр, вырвавшийся из ее фитиля, стал огнем. Пламя не позволяло мне осветить большое пространство, но медленно, иногда спотыкаясь, я добрался до комнаты мамы. Я присел рядом с ее креслом, кладя голову на ее колени. Ее рука медленно вплелась в мои волосы. Я все еще ужасно хотел есть, но я мог подождать, пока двери и окна вновь не откроются.
2 глава
Я не заметил, как заснул, а когда проснулся, то солнце не светило так ярко. Жара спадала, и по телу пробежалась холодная дрожь. Поднявшись с колен, я отправился к высокому деревянному шкафу, в котором лежала немногочисленная одежда матери, пастельное белье (которым пользовался я, потому что мама дремала в кресле) и несколько шерстяных одеял. Я взял два и, подойдя к матери, укутал ее плечи одним и положил на ее колени второе. Я знал, что если я не сделаю этого, она будет мерзнуть.
Открыв холодильник снова, я отметил, что из еды у нас было только прокисшее молоко и масло. Я поджал губы и посмотрел в ящике, куда я складываю талоны.