Ну не умирает же она, в конце концов, да и Влад обещал вечером заехать, а встречаться с ним не хотелось.
— Да. Только вы, наверное, удивитесь — в театр на балет. Сегодня танцуют Писарев и Дорофеева.
— Ух ты! Сто лет не была. Туда же билеты не достать… Хочу.
Лифт остановился на первом этаже.
— А вы куда сейчас? Может, подвести? — осмелел Олег.
— Да нет, спасибо. Я тут рядышком.
— Ну, тогда до вечера, я заеду в пять.
— Алик, постойте! — Таня решила задать вопрос, который внезапно пришел в голову. — Тогда к крыльцу вы нарочно подъехали?
— Нет. Я вообще-то подъехал, чтобы выйти. Вернее, пойти туда, откуда вы уходили. То есть я хотел попрощаться.
— Ладно, не важно, — Таня засмеялась. — В пять я буду готова.
Ян Олегович стоял у входа в склеп. Да, у его семьи был настоящий фамильный склеп. Он взял цветы, которые ему передал сопровождающий, и начал спускаться по ступенькам вниз. Там были похоронены его жена и сын. Овдовел он восемь лет назад. Жена умерла от рака желудка. Сын погиб в автомобильной катастрофе еще раньше.
Спустившись, он положил цветы на плиту и сел на гранитный приступок. Как-то сразу из могучего, уверенного в себя человека превратился в поникшего, несчастного старика. Минут двадцать он сидел молча, потом, глядя куда-то вверх, произнес:
— Как мне тяжело, Мария. Я не знаю, что мне делать.
Голос эхом несколько раз отозвался где-то в высоте.
— Смешно — всем даю советы, решаю чужие судьбы, вмешиваюсь в ход событий… А что делать самому, не знаю. И спросить не у кого, все равно солгут, — он замолчал. Медленно дрожащей рукой достал носовой платок и промокнул слезящиеся глаза.
— Я тут кое-что придумал. Надеюсь, что это поможет. Посмотрим, — он медленно поднялся и, тяжело вздохнув, произнес: — Упокой Господь ваши души.
Машина стрелой мчалась к особняку, где жил Ян Олегович. Вся площадь занимала чуть более двух гектаров земли. Огромный парк, сад, пруд, множество построек, включающих конюшню и двухъярусный гараж… Все это он уже давно ненавидел. Этот дом в стиле барокко, некогда радовавший его взор, был пустым и мертвым. Людей в нем, правда, всегда было полно, но это были не его люди. Ян Олегович был одиноким и уставшим жить человеком.
Зачем ему все это? Для чего? Он, не задумываясь, в один миг все это сменил бы… На что? На здоровье, которого не купишь, на друзей, которые не предают, на любовь, которая согревает, а не денег требует, на детей, на внуков. И, конечно, на уважение, а не раболепство. А еще, наверное, на возможность быть самим собой. Как ему все опостыло.
Но было одно дело. Одна обязанность, один долг. Он должен успеть его выполнить. Последних несколько месяцев он только об этом и думал.
Дело в том, что у Яна Олеговича был внебрачный сын, который никогда его не видел и, возможно, не догадывался о его существовании. Все это время отец незримо опекал его. Жена Мария знала о нем, но относилась к этому нормально и порой даже что-то подсказывала. Ян Олегович изредка встречался с матерью мальчика и всегда живо интересовался его жизнью.
Лет десять назад он так увлекся помощью, что допустил непоправимую ошибку, которую сейчас хотел исправить.
Когда сын надумал жениться, Ян Олегович навел справки о семье девушки и по причине, известной только ему, решил, что этот брак не состоится. Матери молодого человека он ничего об этом не сказал. В результате девушка исчезла накануне свадьбы. Он вовсе не хотел, чтобы она погибла, но произошел несчастный случай: охрана не уследила, девушка сбежала. Была ночь, сильный дождь, она добралась до трассы и начала останавливать машины. Водитель КАМАЗа не успел вовремя затормозить…
У сына был нервный срыв. Целый год он пролежал в психиатрической больнице. Конечно, потом все стало приходить в норму, но парень так и не женился.
Уже полчаса Таня перебирала свой гардероб и никак не могла решить, что ей надеть. Все вечерние наряды были на тонких бретельках с глубоким вырезом на спине. В общем-то, для такого случая подходил любой. Но когда она принимала душ, выяснилось, что синяки от падения еще не прошли, а значит, придется одевать костюм.
Таня была в хорошем настроении. И хотя Алик был, мягко говоря, не в ее вкусе, в театр собиралась с удовольствием. Без десяти пять она, одетая и причесанная, уже ждала Алика. Он опоздал на десять минут.
— Таня, простите, час пик, застрял в пробке, — виновато объяснил он.
Она не любила, когда опаздывают, но читать незнакомому человеку нотации не стала.
— Ладно, идемте, не люблю приходить к третьему звонку.