Впрочем, глядя на режиссера, можно было и не сомневаться, что его сексуальная ориентация стояла на отметке «ноль», ни на градус не отклоняясь ни в сторону натуральных, ни в сторону извращенных пристрастий. Поэтому зря оператор так разволновался.
— Сева, между прочим, снимал клип с самим Бондарчуком. — Коля вернул свою руку в подобающую позицию, то есть на собственное колено. — Так что он профессионал.
Алена снова кивнула. В том, что Сева — профессиональный оператор, она не сомневалась. Другой реакции от нее и не ждали. Ее мнением вообще тут никто не интересовался, все думали и действовали согласно давно заведенным традициям, в которые не вписывались пожелания смазливых статисток, пробующих свои силы в актерском мастерстве. Директор — так тот вообще нагло кадрился, не предусматривая возможность отказа, что уж говорить о режиссере, который просто пытался работать.
— Садись вон на тот стул, — он указал на стул, стоящий в метре от объектива камеры, — и проговори текст.
Алена подошла к означенному стулу на негнущихся ногах. По пути она призывала все свое мужество, чтобы собраться и отбарабанить хоть что-нибудь, не икая и не запинаясь. Вид съемочной техники ее пугал, так же как и сосредоточенность Севы, с которой тот принялся, выражаясь профессиональным языком, «выставлять картинку», а попросту говоря, согнулся и уставился в глазок камеры, попутно нажимая какие-то кнопки, Алена села, лихорадочно соображая, что бы такое сказать, чтоб окончательно не опозориться. В голову, однако, лезла одна назойливая фраза: «Кошмар! Кошмар!» Так что, когда красный огонек возле объектива мигнул и рядом с ним загорелся зеленый, а режиссер равнодушно проговорил: «Начали», Алена открыла рот и растерянно замолчала. Как она понимала, навеки. Выдавить из себя хотя бы слово не представлялось никакой возможности.
Столь безысходного результата от пробы Николай, видимо, не ожидал: его брови собрались в гармошку на переносице, а потом в косом взгляде мелькнуло удивление. Пауза затянулась. Она глубоко вздохнула и робко улыбнулась.
— Ну? — потерял терпение режиссер.
Тут она почему-то вспомнила, как в компании друзей отмечала Новый год, кажется, позапрошлый. Тогда кто-то притащил с собой видеокамеру и принялся всех снимать, причем требуя, чтобы каждый сказал какое-нибудь новогоднее пожелание. Когда дошла очередь до Алены, она ощутила острый приступ потерянности в пространстве, что бывало с ней крайне редко, разве что на экзаменах по истории на втором курсе, который принимал девяностолетний, глубоко маразматичный профессор, поэтому лишь сконфуженно махнула рукой и скорее конвульсивно подмигнула объективу. Тогда это вызвало восхищение в кругу друзей.
Теперешнее свое состояние она измеряла куда большей сконфуженностью. Не помня себя, она помахала Севе рукой и идиотски подмигнула. Оператор отпрянул от глазка как ошпаренный. С режиссером произошло нечто невообразимое — шея его побагровела, а взгляд, доселе собранный в кучку, вдруг выровнялся, косоглазие само собой прошло. Неприятная пауза навязчиво затянулась.
— Что это? — наконец разомкнул губы Николай и тряхнул головой. После этой нехитрой процедуры оба его глаза опять съехали к переносице. Теперь он почувствовал себя увереннее и повысил голос: — Я просил текст!
Алена смущенно улыбнулась, не находя слов для оправдания.
— Ты текст знаешь? — настаивал на своем режиссер.
Она снова улыбнулась, на сей раз опустив взгляд на носки своих ботинок.
— За-ме-ча-тель-но! — произнес он по слогам. В воздухе запахло порохом.
Алена, потеряв гордость, икнула и покраснела.
— Хорошо, — неожиданно смирился Николай, — пошли обедать. — С этими словами он поднялся и бросил через плечо: — Через час чтобы от зубов отскакивало.
С этим и ушел. Сева с явным сожалением посмотрел на нее и тоже удалился. Оставаться одной ей не хотелось, поэтому она выскользнула за дверь и медленно побрела вдоль по коридору. Очень хотелось наплевать на все и пуститься бегом домой, забиться там в укромном уголке и не отсвечивать. И пусть Терещенко продолжает считать ее сумасбродной журналисткой, пусть сам ловит преступников, какое ей дело! Черт с ним, со следователем, в конце концов! Он ведь даже не подозревает, в какое соревнование она его втянула. Он работает себе, расследует — словом, занимается своим делом. А вот она дурака валяет.
Впрочем, все эти здравые мысли пока не оформились в окончательную уверенность и не привели к одной — «сматывайся сейчас же!». Поэтому она и медлила, по ходу подбадривая себя: «Да нет… Куда ему! Он ведь и не догадывается, что убийца здесь, где-то совсем близко. Может быть, я с ним сегодня уже общалась». От этого предположения ее даже чуток протрясло. «Не упущу я своего!» — в конце концов сказала себе Алена и огляделась.