— Я единственная из тех, кто снимался, пошла на второй круг. Я снялась в рекламе прокладок, теперь снимусь в рекламе тампонов. И кроме того, не только на телевидении, но и на рекламные плакаты. Никто больше не согласился.
— Почему?
— А как ты думаешь? — Она перестала улыбаться. Голубые глаза сверкнули холодными, злобными искорками. — Сопливые дуры потому что! Я почти со всеми общалась. У одной муж ушел, другую дружок бросил, третья — с соседями поцапалась, на четвертую в магазине косо посмотрели. В общем, перепугались. Ходят потом, умоляют снять ролик с эфира, деньги назад отдают. Глупо! Мне кажется, что вы — второй, так сказать, эшелон, уже более смелые. Знаете, на что идете. Что по головке не погладят — и все равно лезете. Конечно, кто-то из-за тех же денег, но тем не менее вы более смелые, чем те, первые.
— Тебе прямо памятник нужно ставить за развитие феминизма в наших краях. Не понимаю, почему до сих пор никто не догадался.
— Нет, я серьезно, — несколько смущенно улыбнулась Лариса. — Я же не просто в барах ораторствую. Иногда мои идеи на пользу идут. Вот снималась со мной одна девчонка. Пришла на пробы, смотреть на нее страшно было — глаза тусклые, бледная вся, худая. Я к ней, то да се, она мне рассказала, что муж у нее загулял, словом, она случайно узнала, что у него другая. И там все не просто так, а серьезно. И она пришла сниматься, чтобы денег заработать. Думаешь — зачем?
— Наверное, чтобы машину ему купить, — на автомате выдала Алена, поражаясь Лялькиной способности раскрывать свои сердечные тайны кому угодно, только не собственной соседке, которую с детства знает и которая за нее горой стояла, когда ее весь двор тиранил.
— Точно! — как и предполагалось, подтвердила Лариса. — Поразительная догадливость. Ну это же ни в какие ворота не лезет! Машину ему купить! Я эту дурочку почти месяц обрабатывала. Зачем он тебе, говорю, ведь совсем никудышный мужичонка! Денег не приносит, по дому не помогает, детей даже не хочет, да и вообще… еще и изменяет. А она — как я одна останусь? Это при том, что квартира ее, и деньги у нее теперь есть, и работа, и внешность, и мозги — все при ней, а она — «как я без него»? Я ей говорю — полюбила козла, так пойми наконец, что он козел, признай, что ошиблась, с кем не бывает. В общем, все-таки выгнала она его потом. Ревела, правда, но выгнала.
«Черта с два выгнала!» — не очень уверенно подумала Алена.
— Он очень не хотел уходить, сначала кричал, потом извинялся, на коленях ползал. Если бы не я, она бы точно простила. Но я стояла на страже женского достоинства и вообще здравого смысла. И выкинула его!
— Ты уверена? — Алена и не старалась скрыть своего потрясения.
— Еще как! Сама вещички помогала собирать.
Алена раскрыла было рот, чтобы потребовать подробностей расставания Харитоновых, но тут на ее плечо легла лапа Саши. Видимо, они определились в своих притязаниях на дам. В принципе, она Сашу понимала, он-то Ларису не первый день знал, поэтому скорее всего наотрез отказался «развлекаться» с ней этим вечером, передав эту почетную обязанность своему другу. «Тоже мне друг, называется!» — подумала Алена о директоре.
Подумала злорадно, потому что, как бы они со своим пузатым приятелем ни делили их с Ларисой между собой, «развлечься окончательно» ни тому, ни другому все равно не удастся.
Глава 16
На сей раз в ее кошмарных снах убили Ивара Скрипку. Прибывший на место происшествия следователь Терещенко во всеуслышание заявил, что преступника искать не станет, потому как считает, что убили певца за дело — нечего было рекламировать женские гигиенические средствами вообще, раз уж он перекинулся в лагерь врага и способствует освобождению женщин от справедливого мужского гнета, то туда ему и дорога. Алена в своем сне пыталась его образумить, но без толку. Она уже заготовила было финальную речь, как на суде присяжных, и даже белый кудрявый парик на голову нацепила, но из всего этого бреда ее вырвал телефонный звонок.
— Ты где пропадаешь?! — поинтересовался на другом конце провода Борисыч. — Где статья об этом Иваре Скрипке?! Ты же ее должна была вчера сдать!
— А разве он жив? — искренне удивилась Алена. Сон-то был красочным и очень натуральным.
Борисыч промолчал, видимо, осмысливал. Потом осторожно заметил:
— Дела… А с чего ты взяла, что он не жив?
— Так, — вздохнула она, — поет плохо, могли и укокошить…
— Ну вот что, хватит чепуху молоть. Сегодня последний срок. Еще не хватало, чтобы я твои дела начал отслеживать. На летучке тебя не было! Журнал еще не в верстке только по твоей вине! Фотограф сует мне под нос фотографии этого Скрипки, советуется, видите ли, какая лучше для постера! Чтобы не было этого больше! Не появишься сегодня со статьей — лишишься половины зарплаты!