Я глубоко вдохнула. Выдохнула. И сказала:
— Брось, все знают, что Дима давно встречается с твоей лучшей подругой Аней. Все, включая тебя. Но ты делаешь вид, что всё хорошо — пять с плюсом за отличную актёрскую игру, Тимофеева. Только вот правда в том, что тебе всё равно никто не верит. Раскрой глаза — люди выбрали вас на автомате, потому что привыкли видеть тебя наверху. Но пирамида не вечна, и при желании кто—нибудь просто возьмёт и снесёт к чертям один кубик у основания, и тогда всё — ты окажешься в самом низу.
По мере того, как я говорила, лицо Зои то багровело от стыда, то белело от злости. Её пальцы крепко впились ногтями в ремешок сумки.
— Рита … — слышала я шёпот Вари за своей спиной.
Никита молчал. Зоя поджала губы в тонкую полоску. Я не видела Диму, но была уверена, что и его лицо залилось краской. Да, люди знали, какая нешуточная драма разворачивалась в их кругах, но почему—то делали вид, словно просто этого не замечают. Возможно, предпочитали не выходить из зоны комфорта — пусть всё будет так, как будет. И я не винила их в этом, ведь сама ещё некоторое время назад придерживалась данной позиции. Но теперь, пока Никита стоял ко мне плечом к плечу и сжимал мою ладонь в своей, любое море было мне по колено.
— Добро пожаловать на экспресс неудачников, следующая остановка — вокзал несбывшихся надежд, — зачем—то добавила я, уничтожив всю серьёзность своего обвинения детской концовкой.
Могу поклясться, что услышала, как Никита хохотнул.
— Я уничтожу тебя, — прошипела Зоя. — Вас двоих. С лица земли сотру.
Она выскочила из актового зала, протиснувшись между учениками, окружившими нас в кольцо, и громко хлопнув двери. Теперь все взгляды снова были обращены на меня.
— Нам пора на литературу, — произнёс Никита.
Я коротко кивнула. И только когда мы оказались за дверью, в небольшом квадратном коридорчике, отделяющем вход в актовый зал и основной корпус второго этажа я поняла, что меня трясёт.
— Хочу, чтобы ты знала — я тут не причём …
До моего дома оставалось совсем немного, до дома Никиты — ещё ближе. Каждый день мы заново прокладывали один и тот же маршрут мимо сквера, за который успевали насладиться не только общением друг с другом, но и тишиной: той, которая никого из нас не напрягала.
— Я и не говорила, что считаю тебя крайним, — мягко перебила я, опуская взгляд вниз. — Я просто не знаю, что теперь делать. Ты знаешь, как я не люблю все эти конкурсы — унижение же в чистом виде, потому что кто—то, так или иначе, в итоге оказывается в дураках. И, поверь моему опыту, это буду я. И ты вместе со мной. А я … — я вдруг заговорила другим голосом, — Не хочу, чтобы твоя репутация в школе из—за меня портилась прямо перед самым выпускным.
— Брось, — отмахнулся Никита. Он обежал меня точно так же, как я сделала тогда, вечером после посиделок у него дома, и теперь шёл ко мне лицом и спиной по направлению движения. — Репутация — это последнее, о чём я думаю. Если хочешь, мы завтра же объявим всем, что участвовать не будем. Прям завалимся в кабинет директора и по громкоговорителю скажем: “Шли бы вы лесом со своим конкурсом! Шли бы вы куда подальше! Не царское это дело, с холопами связываться!”
Никита щурился, энергично размахивая руками и изображая то, как мы вальяжной походкой идём по коридору и смотрим на всех так, словно они недостойны даже крупицы нашего внимания, а я громко смеялась и зачем—то всё время толкала его кулаком в плечо. Мне было хорошо с ним. Так хорошо мне не было даже в компании ромашкового чая с молоком и любимой книги.
— И всё—таки, меня самого интересует, почему столько людей решили номинировать нас, да ещё и как пару …
— Не знаю, — соврала я.
Потому что всё начинало казаться мне слишком очевидным — в большинстве случаев, мы вели себя именно как влюблённая пара, хоть и так сильно старались это отрицать: он помогал мне надеть куртку, я поправляла его причёску ни к чему не обязывающим жестом. Мы вместе садились в столовой и вместе выходили из школы. Мы всё делали вместе.
Именно поэтому окружающие подумали, что мы в буквальном смысле вместе.
— Хотя, знаешь, что? — я провела рукой по волосам, сама не веря в то, что собираюсь это сказать. — А давай поучаствуем! Не всё Зое с Димой масленица! А если выиграют Катя со Стасом, я буду только рада.
— Ты уверена? — с сомнением переспросил Никита.
Мне не хотелось ставить Никиту в неловкое положение — не хотелось, чтобы он думал, будто бы я делаю это из чувства вины. И поэтому я остановилась на месте и вытянула вперед руку в кулаке с оттопыренным мизинцем.
Никита вопросительно изогнул левую бровь.
— Обещай мне, что мы не дадим Зое и Диме оставить в истории школы след ярче, чем наш собственный. Мы сделаем их — и это не обсуждается.
Никита заметно повеселел: его губы растянулись в однобокой улыбке, образующей морщинки в уголках глаз. Он подцепил своим мизинцем мой и несколько раз тряхнул рукой.
— Обещаю.
— Чудно!
Мы простояли на месте ещё несколько долгих мгновений, прежде чем расцепили руки. А затем Никита произнёс:
— Для протокола: я сказал, что люблю тебя, не потому что хотел услышать то же самое в ответ. Я сказал это, потому что хотел, чтобы ты знала.
Комментарий к Глава 12
https://vk.com/club75865569 <3
========== Глава 13 ==========
Я никогда не любила фильмы из разряда “Это всё она”, где героиня — скромная и неприметная умница, — после сорока минут экранного времени невероятно каким образом становится объектом всеобщего внимания, а главная красавица школы неожиданно страстно начинает хотеть её смерти, и в конце обязательно первая получает корону и самого классного парня, а вторая либо остаётся ни с чем, либо делает то, до чего предыдущие десять лет никак не могла сойти — меняется в лучшую сторону.
И теперь, когда я частенько видела своё имя в коридоре на огромных плакатах, предлагающих выбрать свою королеву выпуска, мне начинало казаться, что я сама каким—то невероятным образом попала в один из таких фильмов. Оставалось только надеяться на то, что он окажется триллером, и вскоре меня убьют — потому что выносить всеобщее внимание казалось для меня невозможным бременем. В сердцах я мечтала выхватить листовки с просьбой проголосовать из рук каждого, кто их раздавал, а так же разукрасить собственное лицо на плакатах чёрным фломастером, но меня сдерживало собственное обещание, которое я дала Никите: сделать это — мужественно выдержать все круги Ада, чем доказать не только Зое, но и самой себе, что меня не так уж просто сломать. Хотя, будет честно признаться, что один плакат — тот, который встретил меня на стене возле входа в туалет, когда я отпросилась выйти на уроке географии, — я всё—таки порвала и смыла в унитаз.
Врать не буду — стало намного легче.
— А ты неплохо держишься, — шепнула мне Варя во вторник на уроке МХК.
— Ну да, — ответила я, умолчав о том, что накануне ночью мне приснилось, как вместо короны на меня надевают огромный шаманский головной убор, и он настолько тяжёлый, что из—за него я падаю со сцены, но не приземляюсь на пол, а продолжаю лететь до тех пор, пока не вижу под собой котёл с кипящей водой и табличкой для резервирования, гласящей “Королева выпуска”. — Я вообще тот ещё крепкий орешек, ты же меня знаешь.
Незадолго до маминого отъезда, у нас с ней случился довольно своеобразный разговор. Она посадила меня перед собой на кухне и минут десять молчала, прежде чем наконец заговорить:
— Я беспокоюсь о тебе. Ты ни с кем не общаешься. У тебя совсем нет друзей.
— У меня есть Варя, — сказала я.
— Я знаю, но разве тебе никогда не хотелось быть частью большой компании? Я в твоё время была одной из самых популярных девочек в школе, но при этом была такая же умная, как ты. Поверь мне, Рита, ты можешь совмещать учёбу и активную жизнь. Это просто!
Я не знала, как объяснить маме, что моя идеальная социальная жизнь — это социальная кома: я как бы участвую в переписи населения, но на этом вся моя активная позиция и заканчивается.