«Где-то там, на этом свете…»
Где-то там, на этом свете,
Ты живешь не для меня.
И растут не наши дети
У не нашего огня.
Но неведомая сила
Не развязывает нас.
Я тебя не отпустила —
Ни навеки, ни на час.
Лишь уснешь — тебе приснится
Темный сад и звездный пруд…
И опять мои ресницы
Осенят и уведут.
Ускользнет среди растений
Зашуршавшая ладья —
В тишину, где дышат тени,
В глубину, где ты и я.
ПРЕДВЕСЕННЕЕ
Сумерки тают, как привиденье,
Смутно белеет во мгле луна,
Вот и вернусь со своею тенью —
В снежной степи не совсем одна.
Лижут сугробы гладкие лыжи,
Легкие лыжи щекочут снег…
Холм пробежать — и поселок ближе,
Дом — в ожиданье, в снегу, во сне.
Воздух томит предвесенней лаской,
Грустно, и радостно, и хмельно…
Кончится печка, щели с замазкой,
Выглянет, жмурясь, герань в окно.
В небе решат, в потеплевшем небе,
Кто же приедет ко мне весной.
Если б… того пчеловода мне бы,
Что танцевал на балу со мной!
Он небогат, некрасив, неярок,
Много не скажет, да все поймет,
Только всего привезет в подарок,
Что прошлогодний янтарный мед.
Вот и прилипну к нему, как пчелка,
К меду и к сердцу, любя, прильну…
Он ведь спросил: «Ну, когда помолвка,
Хочешь, мы встретим вдвоем весну?»
Резвые лыжи снуют, играя,
Ластится мартовский талый снег,
Небо как степь — ни конца, ни края —
Дышит и думает о весне.
«Расцвели белоснежные сливы!..»
Расцвели белоснежные сливы!
Может быть, в благодарность весне
Я сегодня проснулась счастливой,
Но не помню, что было во сне.
Что такое могло мне присниться?..
То ли ангел запел в тишине,
То ли звезд голубые ресницы
Прикоснулись незримо ко мне.
А ведь все остается как было:
Та же боль безвозвратных потерь
И топтанье по краю могилы,
За которой — закрытая дверь.
Отчего, от кого это счастье?
И кому я поверила вдруг?
Или я получила причастье
Из невидимых любящих рук?
СЧАСТЬЕ
Росистым звонким утром, на заре,
На розовом лугу, покуда в доме спали,
Гнедко и я в безудержной игре
Встречали жизнь без страха и печали.
Перчинка страха все-таки была
(Но без нее у счастья вкуса мало),
В рубашке, босиком и без седла,
Вцепившись в гриву, я едва дышала.
По кочкам, по ухабам что есть сил
Гнедко берег меня. И Бог берег обоих…
А вот недавно ты меня спросил,
Когда была довольна я судьбою?
Вот вспомнилось: я прыгаю в окно,
Сверкает луг, какой-то птицы пенье,
И радостного ржанья нетерпенье…
То было счастье! И полным-полно!
Но благодарны были мы едва ли,
Гнедко и я, — о счастье мы не знали.
«Мы оба — бунтари ночами…»
Мы оба — бунтари ночами,
И я, и ветер за стеной.
Но ночи строгими очами,
Как сторожа, следят за мной.
Вершат обход свой непреложный,
Листвой под окнами шуршат,
И замедляют шаг тревожно,
И замирают, не дыша…
И отступают, и бледнеют,
И исчезают на глазах…
И только ветер, ветер веет
В опустошенных небесах.
В них нет чудес. И нет участья.
И встанет новый день во зле.
Но — жить! Но быть какой-то частью
Тут, на затоптанной земле!
Я встану. И лицо умою,
Чтоб встретить утро как всегда,
И посмеется надо мною
Извечно юная вода.
«Была весна. И мир был нов…»
Была весна. И мир был нов,
И кровь бродила в жилах,
И я, колдунья, силой слов
Тебя приворожила.
И силой слов, и силой слез,
И тайной женской властью,
И ты к ногам моим принес
Доверчивое счастье.
И дождь весенний окропил
Большой любви зачатье,
И месяц клятву закрепил
Серебряной печатью.
Но дни прошли… И я сама,
Сама я все сломала.
Мне счастье было как тюрьма,
Мне счастья было мало.
И дни прошли. И жизнь прошла,
Еще томят надежды,
Но силы нет… И зеркала
Не ласковы, как прежде.
РУЧЕЙ
Он пробирается сквозь лес
Среди таинственных чудес,
Журча мечтательно и нежно,
Зимой под пеленою снежной.
Но возвращается весна —
Он полон сил, задора, воли.
Он просыпается от сна
И вырывается на поле.
Звенит, спешит… Куда? К реке,
Что голубеет вдалеке.
Бурля желаньем и тоской,
Ручей стремится стать рекой.
Притоки свежих сил любя,
Река берет его в себя.
Торжественно течет река,
Оберегая берега,
Что, как нефритовый сосуд,
Ее почтительно несут.
Благословенье и почет
Повсюду, где она течет.
Куда? Сыта своей судьбой,
Река устала быть собой
И после всех далеких стран —
В самозабвенье! В океан!