Редактор спрашивает; можно ли немного сократить «Зеркало»? Я не решаюсь без В<ашего> разрешения. Еще пойдет «Кошка». Я хотела бы и «Кольцо». Но места нет.
Еще вопрос редактора по редакторскому диктаторству, привык изменять то или другое слово. Здесь поэты с этим мирятся, но я без Вас никакого согласия на это дать не могу. Но, конечно, это только мелочи, совершенно несущественные. К тому же эти «ретуши» сделала бы я с осторожнейшей тактичностью.
Ответьте обратной почтой. Если нет — тогда напечатаем какое-нибудь другое.
Конечно, все это вечные придирки. Мне Ваши стихи очень и очень нравятся — у Вас редко встречающаяся «личность». Вы не только кошка, но еще и «киплингская» кошка, которая ходит сама по себе и по своим дорогам.
И своеобразно — и прелестно.
Теперь насчет В<ашего> батюшки, как принято называть чужого папу[173]. Дешевле 1500 фр. пансиона не найти. В отелях комната (без права готовить) от 1000 фр. Мебл<ированную> комнату частным образом можно найти дешевле. Я поставлю, если хотите, объявление в русской газете, но надо знать, с какого до которого числа нужна будет комната. Возможно, что мне удастся найти комнату в Gagny — тогда бы Ваш батюшка мог сидеть в нашем саду и иногда завтракать. В доме кормят очень сносно за 250 фр. Но опять надо знать точно, когда он будет здесь. Комната в Ганьи ушла в прошл<ом> году 500 фр. в день. Отопления в ней нет — годна только летом и весной, осенью. Находится она напротив нашего дома, т.ч. В<ашему> батюшке не было бы скучно среди русских. Ответьте скорее, дорогая. Очень, очень рада, что скоро увидимся, — мне это кажется чудесным — увидеть мою «Лиру». Целую Вас нежно и еще желаю всяческого счастья.
Ваша ИО.
Пожалуйста, пришлите шапочку просто в письме. Очень требуется — я давно обещала директору Дома, и он ждет и думает, что я нахвастала, что мне неприятно.
19 февраля <1960>. Париж
Дорогая моя Лира,
Я опять была больна — даже дважды за это время. Тут царствовал грипп и морозы. И почти все переболели.
Но теперь уже прошло — и зима, и ее «признаки». И в воздухе пахнет весной. Жду Вас. Когда Вы будете в Париже? Мне ужасно хочется Вас, мою Лиру, воочию увидеть. Я, верите ли, даже слегка взволнована предстоящей встречей с Вами. Такая Вы или не такая — that is the question. Так хотелось бы, чтобы «такая». И страшно — вдруг не «такая». И все таки я надеюсь… И радуюсь в кредит. Ну вот ИО мне нравится — и даже мне подходит слегка. Ведь ИО была богиня, которую Зевс превратил в корову, как Вы, может быть, помните. В корову, что в Индии очень лестно. Но тут и более интимно — субтильная сторона — мой муж меня за веселый и беззлобный нрав звал Теленок. Теленок играл большую роль в нашей жизни и даже постоянно снился Жоржу[174] — и даже раз мне. Так что, как видите, ИО будто подтверждает мое телячье (коровье) существование. Лучше и придумать нельзя было. С настоящим вдохновением (тем ценнее, что бессознательно). Спасибо. Принимаю как подарок.
Но — хотела бы, чтобы Вы мне привезли и «настоящие» подарки, т.е. сходили бы на Ваш мадрасский рынок и там купили для меня белую шапочку, которую я по глупости обещала здешнему директору, и он все спрашивает ее — покупается она, оказывается, на рынке и стоит грош, а мне очень важно ее подарить, раз я обещала по глупости, а теперь кажусь хвастливой лгуньей, что мне не совсем к лицу — лгать не люблю, хвастать же мне абсолютно нечем, разве обещанием выписать шапочку из Индии — но и тут не удалось пока.
Там же, на рынке, купите и мне парочку-другую подарков — т.е. несколько фигурок зверей и божков из дерева или какой-то массы — не знаю. У одной моей знакомой целая коллекция — черепаха, и тигр, и лев, и собака, и колокольчики, которые можно повесить на браслет.
Места все это не занимает никакого и стоит очень недорого — оттого я так нахально и прошу. Конечно, если Вам не трудно. Не привезете — плакать не буду. Вообще, чувствую, что зря Вас беспокою. Нужна, если найдется, шапочка. От остального – отказываюсь. У Вас, наверное, много хлопот и забот перед отъездом и без меня. Не-на-до!
Ваши «Зеркала» слегка подсократила и чуть тронула переделкой — кажется удачной. А «Кошку» — только две последние строчки, не нравится мне — «за тобой вослед». Я сделала — «Следом за тобой, / И в грозу. И в бурю. И с судьбою в бой!»
Мне — и редактору — по душе, и даже очень, Ваш голос и энергия. Но все же, а вдруг Вы недовольны? Мне было бы грустно. Я чрезвычайно люблю и ценю В<аши> стихи. Ну, до свидания. Пишите скорей. Целую Вас.
Ваша ИО — му-у!
А как Вы решили с Вашим отцом? Искать ли ему комнату? И с какой даты — если да? Напишите.
28 апреля <1960>. Париж
Христос воскресе!
Это моя первая одинокая Пасха — и до чего мне грустно.
Дорогая моя Лира,
Простите, что я так давно Вам не писала. Но думала я о Вас очень много и очень нежно. Отчего? Оттого, что Вы играете большую роль в моей грустной жизни. Чем? Йогой — и вообще тем, что существуете, моя милая Лира, и такая прелестная.
Ваши книги я с благодарностью получила. И с большой пользой — каждый день делаю гимнастику и очень в ней успела. Не удается мне только сесть лотосом — ужасно твердые у меня колени, никак не могу их уложить. Зато и кобра, и все остальное — кроме стояния на голове — проделываю довольно легко.
Но вот с языком дело не выходит, никак им не заткну горло — а Вы? А ведь это избавляет от старости и смерти. И подбородок класть на грудь не умею – в 4 сант<иметрах> от сердца. Все, что не для меня. Все же я многому научилась благодаря Вам. И сама себе удивляюсь
Но начинаю сильно ощущать отсутствие гуру.
Я, например, когда закрываю глаза во время гимнастики, часто вижу большой (более или менее) глаз. Иногда как будто в сиянии. У нас тут Терапиано — поэт и критик — тоже занимается йогой. Он об этом, т.е. что видят глаз, что-то слышал. И советует мне перестать заниматься одной, а то может выйти нехорошо для меня. Посоветуйте, Лира.
Будьте моим гуру. У меня в волосах очень много электричества — треск на всю комнату, когда я расчесываю волосы. И в руках тоже.
Но вот что скверно — я все время больна и никак не могу поправиться, несмотря на все старания — и лечение. Лечат меня уже полгода беспрерывно, а я все слаба ужасно.
Ваша Алиса куда-то делась, т.е. бросила меня совсем, — а так довольно мила. Но я таких не очень люблю — какая-то безответственная. Притом я ненавижу цепляться за людей — Вы прислали мне адрес еще одной нашей приятельницы — позвонить ей? Я еще не звонила, но адрес и телефон ее спрятала.
Теперь у меня к Вам, моя прелестная Лира, просьба. Пожалуйста, пришлите мне маленькую мужскую йогическую шапочку. Тут у двух старичков такие имеются, получили из Индии, просто в письме.
Наш директор так пленился шапочкой, что просил, не может ли ему кто-нибудь такую выписать. Такую, как у Неру. Выяснилось, что йоги таких вовсе не носят. Он милый и ко мне хорошо относится. Если Вам не трудно, положите такую беленькую шапочку в конверт и пришлите мне. Очень, очень обяжете — до чрезвычайности.
Напишите, что Вы делаете и все ли в Вашей <жизни> как Вам хочется. Есть ли у Вас там настоящие друзья и кто они? Мне все интересно. Про Вашего мужа мне рассказывала Алиса и показывала его рисунки. Кажется — вполне очаровательный человек. Надеюсь, что Вы счастливы. Но ведь быть счастливой все-таки трудно, даже когда все для того имеется.
Помогает ли Вам в этом йога?
Я собираюсь летом в Нуеге на целый месяц — и решила во что бы то ни стало совсем выздороветь — или умереть. Так больше не могу продолжать. Хвораю, как романтическая героиня от горя. Это хорошо было в XIX веке, а в наше время неприлично и глупо. Сознаю, но от того не легче.
173
Отец Л.Н. Андерсен — Андерсен Николай Михайлович (21 мая 1882, Каменец-Подольск (по др. данным. Бар. Подольская губ.) - 26 декабря 1961, Марсель, похоронен в Иссанжо, Франция) — в это время жил с семьей дочери в Индии. По приезде во Францию планировалось снять для него комнату в Париже. Н.М. Андерсен окончил Полтавский кадетский корпус (1898) и Одесское военное училище (1901) Прикомандирован к 1-му Уссурийскому железнодорожному батальону; затем адъютант 2-го Восточно-Сибирского запасного батальона. С 1903 — в 23-м Восточно-Сибирском стрелковом полку Участник Русско-японской войны 1904-1905 гг. С 1910 — начальник военного лазарета, заведующий оружием стрелкового полка и одновременно делопроизводитель суда, секретарь и защитник Приамурского военно-окружного суда. В 1914-м в составе полка ушел на фронт. Подполковник (1915). В 1915 попал в германский плен. В 1915-1918 гг., учился в английском колледже в Германии. В 1918 вернулся из плена в Москву. Перебрался в Сибирь. С 1919 г служил в военно-судебном отделе штаба Приамурского военного округа: делопроизводитель, член Особой следственной комиссии в Хабаровске. Полковник (1919). В феврале 1920 г. арестован большевиками в Хабаровске, заключен в тюрьму. В апреле 1920 освобожден, работал в редакции газеты «Приамурье». Основал Русский национальный союз в Хабаровске. В 1920 г выехал во Владивосток, где работал преподавателем Хабаровского графа Муравьева- Амурского кадетского корпуса. В 1921-1922 гг. — агент особых поручений, начальник Охранной стражи Уссурийской железной дороги. В 1920-1922 гг. — член Русского национального союза Дальнего Востока, член монархической партии во Владивостоке. Награжден орденами Св. Анны 2-й ст. с мечами и 3-й ст. с мечами и бантом. Св. Станислава 2-й ст. с мечами и 3-й ст. с мечами и бантом, серебряной медалью «В память Приамурского земского собора» (август 1922). В октябре 1922 эвакуировался с частями Белой армии из Приморья в Маньчжурию. Жил в Харбине. С 1 марта 1923 г. по 1 марта 1931 г. — переводчик, корреспондент, счетовод, конторщик службы сборов управления КВЖД и одновременно преподаватель английского языка в вечерней гимназии, в училище Гуан-Хуа, Пушкинской гимназии, гимназии Оксаковской, коммерческих классах. С 1932 г. — член Русского общественного комитета в Харбине, с 1934 г. — член Общества русских ветеранов Великой войны. С 1941 по 29 января 1943 г. жил в имении Ю.М. Янковского «Новина». Работал бухгалтером. Весной 1943 г. вернулся в Харбин, работал мастером игрушек в фирме В.Н. Коренева. Вскоре перебрался к дочери в Шанхай. В 1948 г. выехал в Канаду, оформив фиктивный брак с Валентиной Эллерс. В 1959 г. приехал к дочери в Индию, где она в то время находилась с мужем Морисом Шезом. В 1960 г. приехал во Францию.
174
Жорж — Иванов (псевд.: А Кондратьев, Любитель прекрасного) Георгий Владимирович (11 ноября 1894, Студенки, Ковеиская губ. - 2 (по др. данным, 26) августа 1958, Йер-де-Пальме, Франция) — поэт, литературный критик, переводчик, прозаик, публицист, мемуарист. Муж И.В. Одоевцевой. Учился во 2-м кадетском корпусе. В 1912-1914 гг. участник 1-го петербургского «Цеха поэтов», возглавлял 2-й «Цех поэтов» (1916-1917). До революции издал сб. стихов «Горница» (1914) и «Вереск» (1916). С 1920 г. — член петроградского Союза поэтов. В 1922-м — командирован в Берлин. С августа 1923 г. жил в Париже. Председатель литературного собрания «Зеленая лампа» (1927-1939). В 1928 г издал книгу мемуаров «Петербургские зимы». Сборники стихов «Розы» и «Портрет без сходства» (1950) принесли ему славу первого поэта русской эмиграции. С 1955 г. жил под Ниццей, в Йер-де-Пальме, в доме для престарелых, где и умер. Прах перезахоронен на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа (1963).